Амулет Святовита. Первая часть. - [9]

Остаться сиротой - всегда огромное горе, и оно еще горше вдвойне, если осиротел в раннем детстве. К чести земников (и, увы, далеко не к чести многих людей) и детство, и старость своих сородичей барздуки всегда окружали особой заботой, так что Лиго не пришлось ни выслушивать оскорблений, ни терпеть побоев, ни тыняться по чужим дворам в поисках краюхи хлеба. Барздуки всегда жили по своим хуторам одной большой семьей - нашлось место у очага и для сироты.

Место у очага - это мягко сказано. Поначалу его забрали к себе Бубиласы - род, конечно, не такой знаменитый, как Бирзулисы, но зато веселый и многочисленный. Ведь мать-то его как раз и была из этого колена, куда она и вернулась после смерти мужа. А затем, по достижении двенадцати лет, так сказать, промежуточного совершеннолетия по земниковским обычаям, его отдали в школу вайделотов при одном из храмов Криве-Кривайтиса в окрестностях Волен-града. Верховный жрец храма, владыка Куреяс, а также глава школы волхвов-вайделотов, счел добрым предзнаменованием, что сирота родился не только в канун священного праздника солнцестояния (в честь которого малыша и назвали), но и в канун великой Семихолмской победы. Да и само происхождение из рода прославленного воеводы Лютня Бирзулиса сыграло в решении верховного жреца взять в науку мальца совсем не последнюю роль.

Еще девять лет Лиго жил в школе вайделотов с такими же недорослями, отпрысками знатных семейств, как и он сам, постигая премудрости науки. Школа вайделотов была общей, в которой учились дети как людей, так и барздуков. Как и дома, здесь он также ничем особым он не отличился - бегал взапуски после занятий, обдирал соседние сады (что вызывало постоянные жалобы Куреясу со стороны местных хозяюшек) и принимал участие в побоищах на кулачках, хоть ему и приходилось частенько ходить после того с подбитым носом. Проявить же особое прилежание на занятиях мешала природная лень и какая-то особая школярская, ничем необъяснимая гордость скорее передрать у соседа выполненное домашнее задание, нежели самому потрудиться над ним. Потому что прилежание во все времена ставилось в заслугу и достоинство лишь самими преподавателями - и всё было как раз с точностью до наоборот в среде самих недорослей-школяров.

Когда Лиго, как и другие отроки, немного подрос, он стал участником не только детских набегов на окрестные сады, но и участником шумных вечеринок в кабачках на окраине Вильно. Такие кутежи иной раз сопровождались просто самыми нелепыми и веселыми выходками, участие в которых приводило к строгому наказанию вплоть до порки розгами несмотря на знатность происхождения недорослей. Прображничав иной раз всю ночь, отроки тайком пробирались в школу мимо вечно спящего сторожа, с тем, чтобы утром на уроках мило поспать на задней парте и молиться, чтобы учителя тебя в этот момент не вызвали к доске.

Иногда, правда, на Лиго находила странная мечтательность, уводившая его порой прямо на уроках и вечеринках сперва за окно, затянутое цветной слюдой, а затем во двор, и дальше, дальше, по лесным неизведанным тропам в какие-то лишь одному ему ведомые края. Когда его окликали, он не сразу-то и понимал, в чем дело и с трудом возвращался из своих дальних далей никому непонятных грез. Над ним сперва пытались смеяться и подшучивать, но поскольку он вовсе не обращал на это никакого внимания, то вскорости все угомонились. Правда, как поговаривали некоторые недоброхоты, не обошлось здесь и без участия самого Лиго Бирзулиса, парочку раз навалявшему по бокам после уроков не в меру веселым шутникам и пересмешникам, отбив у них всякую охоту похохатывать над ним.

Ко многим школярам их отцами и матерями были также приставлены особые дядьки-смотрители, выполнявшие при них роль не то слуг, не то охранников самих недорослей. И чем знатнее и богаче было семейство, тем больше было таких слуг и у школяра. А потому и самой первой заботой любого уважающего себя спудея было как можно быстрее смыться из-под их бдительного ока - благо, жили такие слуги не в самой школе при храме, а недалеко от него, снимая себе комнаты в самом городе.

Был такой дядька приставлен богатой родней и к самому Лиго - звали его Прок Пеколс. Это был слегка чудаковатый ворчливый малый, с вечно взъерошенными волосами, торчащими во все стороны, и неизменным пенсне на красном носу. Злые языки поговаривали, что, мол, без винопития здесь, видимо, все-таки не обошлось, однако никто и никогда не видел Пеколса выпившим или даже слегка захмелевшим. Хотя, как судачили те же сплетники, постоянной спутницей чудака Прока была большая кожаная сумка с разнообразными банками и бутылками, а также разноцветными пузырьками помельче. Их содержимое как раз и давало волю воображению многочисленным болтунам - ибо там находились всевозможные настойки и притирки, многие из которых были как раз на винном спирту. Страстью Прока Пеколса была алхимия - и ей он отдавался всё свое свободное время. Из комнаты Прока частенько раздавались какие-то хлопки и вспышки, жилище постоянно было насыщенно всевозможными, далеко не самыми приятными запахами, из-под двери время от времени шел едкий вонючий дым, а несколько раз Пеколс чуть не поднял на воздух не только свою комнату, но и также весь трактир, в котором он ее снимал. Естественно, ему приходилось съезжать и искать себе новое жилье - но там история повторялась вновь, к вящему недовольству всех соседей и самого хозяина помещений. Однако побочным продуктом таких опасных увлечений Прока были его лечебные препараты - а потому за целебными снадобьями и мазями к старине Пеколсу шла вся округа, закрывая глаза на многие чудачества благодаря его сильнодействующим средствам.