Amore & Amaretti - [63]
Понадобилось три с половиной недели, чтобы моя австралийская жизнь показалась совсем незначительной; я уже готова ее бросить. Как я могла так долго не возвращаться в Италию? И смогу ли уехать отсюда опять? Еда — всего лишь символ, физическое выражение всего, что вдохновляет, оживляет и пробуждает ту часть меня, что словно впадает в спячку, как только я уезжаю. Такое впечатление, что я не один человек, а два — а может, все дело в том, что в Италии я чувствую себя полноценным человеком. Это всего лишь внешняя среда, которая, однако, обогащает и наполняет все мое существо, изменяет меня, делает лучше. Это чувство преследует меня всегда, когда я приезжаю в Италию и снова погружаюсь в местную жизнь, но только теперь я понимаю его и могу выразить словами. Выходи на пенсию, хочется сказать мне Франке, твоя кухня будет в сохранности в моих умелых руках.
Поняв, что я не притязаю на Раймондо, снежная королева Наташа тает (помогает и небольшой выговор, который он ей сделал). Мы всего лишь две иностранки в чужой стране — и Наташа уже с удовольствием ведет меня за покупками, совсем как Сильвана. Но если с Сильваной мы ходили по бутикам, набитым волшебными и элегантными вещами, которые я могу позволить себе только в мечтах, Наташа тащит меня в подвалы с распродажами и дешевые магазины, рассчитанные на девочек-подростков, где орет стерео, а прилавки завалены копеечными яркими шмотками. Эта сторона элегантной Перуджи прежде мне не открывалась, и, пока Наташа выбирает вещи для своей двадцатитрехлетней дочери, которую почти не видит, я примеряю бесконечные джинсы и рубашки по смешным ценам.
Мы гуляем по тоскливому дешевому универмагу, где я умираю со скуки, пока Наташа ведет долгую беседу на русском с какой-то парой, а потом пытается убедить меня накупить дешевых безделушек в подарок родным и друзьям. Наконец заходим в одну из лучших кондитерских города, где Наташа заказывает самый жирный торт с кремом и говорит, что вскоре хочет всерьез заняться фитнесом. Ох уж эти женщины!
Вернувшись в ресторан, понимаю, каким драгоценным подарком является Наташа для моего любимого сумасшедшего Раймондо, как много дел она берет на себя. Она — декоратор его театра, благодаря ей у него есть возможность блеснуть или, когда устал, ускользнуть и пропустить рюмочку в одном из баров Перуджи, а если захочется — напиться и громко распевать для клиентов.
Я всегда понимала Раймондо, хотя это совершенно необъяснимо: он изъясняется на смеси римского и умбрийского диалектов, а если он выпьет, то язык у него совсем заплетается. Тем не менее я понимаю все, что он говорит. Если бы я верила в прошлые жизни, то решила бы, что мы с ним были братом и сестрой. Я для него по-прежнему сореллина, сестренка, которую он гордо водит по городу под ручку. И куда бы мы ни пришли, нас везде встречают с радостью: Раймондо — местная знаменитость, яркий персонаж, — и я горжусь тем, что у меня такой сопровождающий.
В роскошном и элегантном «Каффе дель Перуджа» он беседует с метрдотелем. Мы пьем коктейли с кампари, стараясь не напиваться, а местная кухня меня просто очаровывает. На изогнутой барной стойке расставлены подносы с антипасти, крошечными пиццеттами, сэндвичами, маринованными овощами, сырами, соусами, терринами и мясными деликатесами, мини-рулетами с начинкой, оливками, кростини и брускеттой, фисташками, миндалем и арахисом в вазочках. Изысканно одетые жители Перуджи наполняют тарелки с уверенным изяществом, отличающим всех итальянцев за столом.
К нашей маленькой компании присоединяется пожилой мужчина в отглаженном кремовом льняном костюме — это хозяин ресторана, и Раймондо объясняет ему, что я — знаменитая австралийская журналистка. Он, конечно, преувеличивает, но я подыгрываю, и владелец ведет меня к лифту, который поднимает нас на верхний этаж здания, в торжественный зал под сводчатым потолком и с канделябрами. Я задаю умные вопросы, восторгаюсь открытой кухней, где передо мной выстраивается шеренга красавчиков поваров в белоснежной рабочей одежде. Провожу рукой по мрамору и терракоте, изучаю меню и рассыпаюсь во вполне подобающих восторгах. В лифте на обратном пути сердце сжимается от жалости: замечаю в ухе хозяина слуховой аппарат, который он время от времени поправляет. Искренне благодарю его и иду на поиски Раймондо.
Мы возвращаемся в его ресторан, и по пути он рассказывает мне о сыне, который причиняет ему так много горя. Раймондо волнуется, подозревая, что Риккардо сидит на наркотиках. Даже если это и не так, он ведет себя странно и асоциально: целый день сидит в комнате, закатывает скандалы с криками, — ему нужно обратиться к психиатру. Во время одной из ссор, перешедшей в драку, Риккардо ударил Раймондо, и тот притворился, что умер. Сын был в ужасе, но отец не спешил «приходить в себя» — хотел проверить, любит его сын или нет.
