Амирспасалар. Книга II - [66]

Посол анийского правителя понравился старому вельможе. После обычных приветствий гундстабль учтиво спросил:

— Скажите, сир Хасан, кем приходится вам полководец восточных стран? Я слышал, он ваш родич…

— Великий амирспасалар и шаханшах анийский Закарэ, пославший меня к царскому величеству, — мой родной дядя, сир Абелхариб, — с гордостью ответил Допьян.

— Вот как! Мы наслышаны о его многих воинских деяниях, а в особенности — о Шамхорской виктории. Какого же он вида и обличья, ваш высокородный родич? — задал новый вопрос Абелхариб.

— Нет более могучего и славного рыцаря на свете! — с горячностью ответил князь Хасан. — Когда он едет на коне впереди своих латников, мнится, сам бог Марс снизошел на землю… — Хасан был начитан и любил блеснуть знанием классических произведений.

На память гундстаблю вдруг пришла странная встреча на Босфоре.

— Не этого ли рыцаря видели мы под голубым знаменем со львом на берегу Мраморного моря, когда следовали вдоль берега на галере дожа Энрико? — поинтересовался Абелхариб.

От пятисотника Ростома княжич знал об этом эпизоде и подтвердил догадку гундстабля.

— Так вот он каков, восточный полководец Закарэ! — взволнованно воскликнул гундстабль и стал подробно расспрашивать об амирспасаларе. Узнав же, что по материнской линии Захарий принадлежит к роду Арцруни, Абелхариб пришел в неописуемый восторг:

— Мой родич! Кто бы мог подумать?! — И вельможный воитель загрустил: — И он даже не дал обнять себя старому Абелхарибу!

— Сир Абелхариб, ведь на галере дожа кроме вас были и другие вожди! — с улыбкой напомнил Хасан. — И неизвестно, как они отнеслись бы к дяде Закарэ и царевичу Давиду Комнену, который его сопровождал. Как мог великий амирспасалар рисковать царственной особой?

Гундстабль задумчиво кивнул. Подумав, он сказал:

— Но ведь и ты, сир Хасан, — мой родич. Дай обниму тебя за всех далеких родных!

И Абелхариб заключил в свои могучие объятия смущенного княжича.

Прошло несколько дней, и из Александретты вернулся царь Левон. Узнав о прибытии полномочного посла из Северной Армении, царь Левон решил принять его немедленно, однако по малому чину — посольство было не от царской особы. Коронование шаханшаха Закарэ на престол так и не было осуществлено — и Левон, как «помазанник божий», не мог этого не учитывать…

В назначенный день князь Хасан явился во дворец. Его сопровождали вардапет Ванакан в скромной черной рясе и несколько молодых рыцарей посольской охраны в блестящих доспехах, шлемах и с мечами на боку. Их статные фигуры произвели хорошее впечатление на заполнивших малый приемный зал сановников. Хасана Допьяна ласково встретил могучий гундстабль и, по-родственному облобызав, повел к царскому трону, на котором восседал Левон II в золотом облачении. Рядом в кресле из черного дерева сидел канцлер царства — Сисский архиепископ Иоанн. Синиджал[59] выступил вперед и громко возгласил:

— Посол шаханшаха и великого спарапета восточных стран!

Князь Хасан с достоинством правил посольство. После взаимного осведомления о здравии властелинов он, преклонив колено, вручил царю письмо правителя Армении. Царь передал письмо канцлеру и милостиво протянул послу руку для целования. По своей неопытности княжич ее пожал, чем и привел в величайшее негодование весь двор. Царь поморщился, но сдержался и дал знак синиджалу, который стукнул жезлом о пол, давая знать об окончании официальной церемонии.

После приема между царем и князем Допьяном состоялась недолгая личная беседа. Немало удивленный молодостью посла из Ани, царь Левон, однако, не выдал своего изумления и вежливо задал вопрос:

— Шаханшах Закарэ по-прежнему командует войсками царицы Тамар?

— Да, государь. Две гвардии ныне под его высоким началом — грузинская и армянская, а также все княжеские ополчения обеих христианских стран. Кроме того, имеются еще конные кипчакские и аланские полки, — с достоинством ответил Допьян.

При этих словах гундстабль переглянулся со своим заместителем мараджахтом[60] Василом, синьором Венара, и хотел, в свою очередь, о чем-то спросить. Но царь Левон, привстав с кресла, дал знак об окончании аудиенции, и Допьян, поклонившись, вышел из зала.

Оставшись со своими военными советниками и канцлером, царь Левон вскрыл печати и, быстро пробежав строки послания, с озабоченным видом объявил:

— Господа, восточный полководец предлагает нам дружбу и военный союз против сельджуков Рума!

Абелхариб сразу оживился. Положив руку на эфес сабли, он быстро заговорил:

— Вашему величеству хорошо известно, что нам с сиром Василом еще не удавалось вывести в поле более двенадцати тысяч всадников (пехоту я не считаю!). А у шаханшаха Закарэ — две гвардии, кипчаков и аланов до сорока тысяч всадников, да вдобавок княжеской конницы двух царств столько же. Это не меньше, чем было конных полков у басилевсов Византии в дни их славы!

— А у Рукн-ад-дина одних огузов более двухсот тысяч всадников наберется, сир Абелхариб! — с явным неудовольствием отрезал царь Левон. — Забыл ты, как два года назад в наши пределы ворвался и какой урон причинил его брат Гийас-ад-дин?

Канцлер Иоанн закивал в знак согласия. По лицу полководца пробежала тень — он командовал царским войском в неудачном сражении с Гийас-ад-дином.