Амиго - [18]
КОСТЯ. Ты — она?
НИНА(чиркает зажигалкой, ходит по коридору, смотрит на стены, гладит их). Господи, как тут хорошо. Как тихо, как спокойно, начало пути, начало нового, как красиво, тени, тени, тени…
КОСТЯ. Ты — она?
Старик возвращается по тротуару, стучит во все окна палкой.
Женщина прошла, коляску с ребёнком везёт, колёса со спицами — спицы в темноте сверкают, проехали колёса мимо окон. Девушка идёт в сапогах на высоких каблуках — стучат по асфальту, цокают каблучки. Старуха идёт с авоськами, тащит их — тяжело ей. Мальчишка прошёл — тяжелый портфель с книгами и тетрадями тащит. Вот кто-то (не понять кто) саночки тянет, на саночках ящик какой-то лежит — гроб, кажется. Гроб, что ли? Гроб. Гроб.
Нина и Костя смотрят в окно, смотрят и молчат, смотрят — будто кино перед ним, театр какой-то, в котором видно не полностью актёров, а только их ноги и обувь.
Ты она.
НИНА. Ты так хочешь? Да.
КОСТЯ. Ты — она. Ты — она. Ты — она. Здравствуй, Нина. Здравствуй.
НИНА. Здравствуй, Костя. Здравствуй. (Пауза). Вот видишь, ты так хотел этого, а сказать тебе нечего. Так всегда. Бежишь, бежишь, а куда?
КОСТЯ. Что ты делала эти семнадцать лет?
НИНА. Долго рассказывать. После. (Смеётся).
Нина снова в коробке роется. Что-то достаёт из неё, смеётся, зажигалкой чиркает, рассматривает. Пошла на кухню, оторвала знамя от древка, укуталась в него, хохочет. Ходит по квартире между коробок, сдирает обои со стен: берет кусок, тянет на себя, отрывает, как кожу, с треском, кидает на пол. Роняя горшки с землёй, открыла окно на кухне, полезла на улицу, пробежала по тротуару, вошла через подъезд в квартиру, смеётся. Снова полезла в окно, снова входит через подъезд в квартиру.
Где окно, там у меня будет дверь! Как хорошо! Можно входить через окно! Холмик — могила старой жизни! (Смеётся). Что? Ты хотел поиграть со мной? Ну? Расскажи, как ты жил эти годы, что делал длинными летними, длинными осенними, длинными весенними, длинными зимними вечерами? Почему не играешь, не говоришь со мной?
КОСТЯ. Мне, и правда, сказать нечего. А думал, что скажу.
НИНА. Куда ты смотришь?
КОСТЯ. Туда.
НИНА. Туда? Мальчики-хлебопёки ушли и смотреть в окно незачем, не на что, не на кого…
КОСТЯ. Фонарь стоит.
НИНА. Фонарь?
КОСТЯ. Там. Через дорогу. Вот, расскажу тебе. Фонарь утонул в грязном сугробе. А тут, на этой стороне, железка эта. Она от ограждения осталась, корявая. Тут авария была пять лет назад, машины врезались, три трупа, машины стукнулись и прям почти в наши окна въехали. Эта железка из этого окна выглядит, будто человек в сугробе. Я сижу тут, нет — сидел раньше, свет выключу и смотрю, как он, человек этот железный, через сугроб лезет к фонарю, и думает, что там, в тумане — не фонарь, а звезда. Лезет и лезет, а сам стоит на месте, лезет и стоит, стоит, не двигается. Если, даст Бог, он доберётся, этот Железный Дровосек, перейдет через улицу на ту сторону и задерёт голову, то увидит, что шел он всю жизнь не к красивой звезде, а к пошлому фонарю. Он тогда страшно огорчится.
НИНА. Красиво! Как интересно с тобой играть! Красиво как! И правда, железка эта похожа на человека. Играем дальше? (Стоит на коленях перед холмиком с землёй, из горсти в горсть пересыпает землю струйкой). Сыграем в будущее. Сыграй с сестрой — теперь ты долго не увидишься с ней. Да, да, сыграем в будущее! Начнём. Но, если что не так — помни: не считово, начнём с начала. Я сяду на рояль, чтобы видеть сверху моё богатство, мой новый чудный мир… Вот он! Всё моё! Итак, ты пришёл через много лет, когда мир и порядок на всей моей земле, когда Россию замело снегом, закружило, занесло по крыши, но тепло в домах осталось, а в тепле люди живут, и солнце стало светить над Россией, и люди стали улыбаться, стали добрее. И тут, в «Пиано-баре», тоже улыбчивые люди живут, и вот приходишь ты ко мне однажды зимой, входишь… Ну?
КОСТЯ. Давай.
Нина влезла на рояль, ходит по нему, тарелки и стаканы на пол толкает, они падают и бьются. Нина смеётся.
НИНА. Будто звон курантов в Новый год — красиво как! Итак! Ты пришел сюда через много лет. Итак? И что?
КОСТЯ. Я пришёл через много лет. Итак. Итак.
Костя пошёл по коридору. Останавливается, рвёт обои на ленты. Раз, другой, третий. Увидел себя в зеркале. Провёл рукой по лицу. Отвернулся от зеркала.
Надо же. Я тут родился. Рос. Ненавидел это всё тут. Никогда не чувствовал, что мне чего-то тут жалко. Не жалко было. Никогда. Ни капельки. А сейчас вот… Глаз замылился, не видел грязной этой красоты… Ладно. Евроремонт. Тут везде. И я появляюсь. Здрасьте. Здрасьте. Пустите. На мою помойку меня пустите? Можно? Здрасьте. Зеркала кругом. Чистота кругом. Здрасьте. Никого нету, а я со стенками здороваюсь. Кошки, вы где? Нету. Собаки, вы тут? Нету. Мама, ты где? Бросила меня. Баба, а ты? Тоже. Здрасьте. Здрасьте. Здрасьте. Нету никого. С кем я здороваюсь, дурак. Никого и ничего нету. Здрасьте. Этой стенки нет — тут столы стоят.
НИНА. Этой нет, а тут — кухня.
КОСТЯ. И этой нет. И этой. Тут — пусто. Тут — тоже. И тут. И тут. Сад стоит из пластмассовых цветов. Береза пластмассовая, лимон, резеда, лук, бессмертники, герань, подсолнух, ананас, пальма, апельсин, огурец, помидор, капуста, редиска, лук, снова лук, елка, рябина, крапива, сорняки, бессмертники — капут вам, настоящим, пришёл, ребята. Вас нету, вы есть, но из пластмассы. Пластика. Столы, музыка. Здрасьте. Здрасьте. Вот с кем поздороваюсь, здрасьте, с ним. Негр играет на белом рояле.
Любительскому ансамблю народной песни «Наитие» – 10 лет. В нем поют пять женщин-инвалидов «возраста дожития». Юбилейный отчетный концерт становится поводом для воспоминаний, возобновления вековых ссор и сплочения – под угрозой «ребрендинга» и неожиданного прихода солистки в прежде равноправный коллектив.
Перед Вами – пьеса «Букет» известного екатеринбургского драматурга Николая Коляды, написанная им в 1990 году. В старом домике живут 70-летняя старуха; ее сын, инвалид Миня, составляющий букеты из репейника с бурьяном, зачитывающийся умными книжками и извлекающий из них полезные для жизни морали; а также их квартиранты – неудавшаяся актриса и почти состоявшаяся шлюха; студент, приехавший из села; стареющая работница макаронной фабрики; и невнятный, но явно криминальный молодчик, рассчитывающий домик купить и воображающий себя новым Лопахиным...
Монолог в одном действии. Написана в июле 1991 года. Главная героиня Елена Андреевна много лет назад была изгнана из СССР за антисоветскую деятельность. Прошли годы, и вот теперь, вдали от прекрасной и ненавистной Родины, никому не нужная в Америке, живя в центре Манхэттена, Елена Андреевна вспоминает… Нет, она вспоминает свою последнюю любовь – Патриса: «Кто-то запомнил первую любовь, а я – запомнила последнюю…» – говорит героиня пьесы.
«Для тебя» (1991) – это сразу две пьесы Николая Коляды – «Венский стул» и «Черепаха Маня». Первая пьеса – «Венский стул» – приводит героя и героиню в одну пустую, пугающую, замкнутую комнату, далекую от каких-либо конкретных жизненных реалий, опознавательных знаков. Нельзя сказать, где именно очутились персонажи, тем более остается загадочным, как такое произошло. При этом, главным становится тонкий психологический рисунок, органика человеческих отношений, сиюминутность переживаний героев.В ремарках второй пьесы – «Черепаха Маня» – автор неоднократно, и всерьез, и не без иронии сетует, что никак не получается обойтись хорошим литературным языком, герои то и дело переходят на резкие выражения – а что поделаешь? В почерке драматурга есть своего рода мрачный импрессионизм и безбоязненное чутье, заставляющее сохранять ту «правду жизни», которая необходима для создания правды художественной, для выражения именно того драматизма, который чувствует автор.
Амалия Носферату пригласила в гости человека из Театра, чтобы отдать ему для спектакля ненужные вещи. Оказалось, что отдает она ему всю свою жизнь. А может быть, это вовсе и не однофамилица знаменитого вампира, а сам автор пьесы расстаётся с чем-то важным, любимым?..
Пьеса в одном действии из цикла «Кренделя». Написана в августе 2002 г.Когда-то Она работала секретаршей. Начались новые времена и вместо Неё взяли работать длинноногую девицу, а Её отправили на пенсию. Теперь Она перепечатывает какие-то тексты, чтобы выжить, не умереть с голоду. Но о прошлых временах не забывает, да и как такое забыть.Пьеса-монолог для актрисы в «бальзаковском» возрасте. Есть в ней, правда, ещё и Мальчишка, качающийся на железных воротах. С ним, с воронёнком, прилетевшим на её могилу, Она разговаривает, а ещё со всеми теми, кого хотела бы видеть, но никто не приходит к ней, забытой, в гости…