Американские рассказы и повести в жанре «ужаса» 20-50 годов - [11]

Вскоре после рождения дочери, события, по поводу которого Карвен выказал невероятную радость, странную при его обычной сдержанности, таинственный купец решил заказать свой портрет. Он поручил работу жившему тогда в Ньюпорте талантливому художнику — шотландцу по имени Космо Александер, впоследствии получившему известность как первый учитель Джилберта Стюарта. Утверждали, что портрет, отличавшийся необыкновенным сходством, написан на стенной панели в библиотеке дома на Олни-Корт, но в двух дневниках, где есть упоминание о картине, ничего не говорится о ее дальнейшей судьбе.

Сам Джозеф Карвен стал как-то необычно задумчив и почти не покидал ферму на Потуксет-Роуд. Утверждали, что купца ни на миг не оставляло тщательно скрываемое им лихорадочное возбуждение; казалось, он ожидает чего-то невероятно важного, словно вот-вот сделает великое открытие. По всей вероятности, изыскания велись в области химии или алхимии, потому что он перевез на ферму множество книг по этим предметам.

Однако его интерес к благотворительной деятельности не уменьшился, и Карвен не упускал возможности оказать содействие Стефену Хопкинсу, Джозефу Брауну и Бенджамину Весту, пытавшимся оживить культурную жизнь города, уровень которой оставался намного ниже, чем в Ньюпорте, прославившемся своими меценатами. Он помог Дэниэлу Дженксу в 1763 году основать книжную лавку и оставался его неизменным и лучшим клиентом, а также предоставлял денежную помощь испытывающей постоянные трудности «Газетт», которая выходила каждую пятницу в типографии под вывеской с изображением Шекспира. Он горячо поддерживал губернатора Гопкинса против партии Варда, главным оплотом которой считался Ньюпорт, а яркое выступление купца в Хечер-Холле в 1765 году против отделения Северного Провиденса способствовало тому, что предубеждение против него мало-помалу рассеялось. Но Эзра Виден, постоянно следивший за Карвеном, пренебрежительно фыркал, когда при нем упоминали о подобных достойных поступках, и публично заявлял, что это просто маска, служащая для прикрытия дел, более черных, чем глубины Тартара. Мстительный юноша начал тщательно собирать сведения обо всем, что касалось Карвена, и особенно интересовался, что тот делает в гавани и на своей ферме. Виден проводил целые ночи на верфи, держа наготове легкую рыбацкую плоскодонку и увидев свет в окне склада Карвена, плыл за небольшим ботом, который часто курсировал взад-вперед по бухте. Он также вел самое пристальное наблюдение за фермой на Потуксет-Роуд, и однажды его сильно искусали собаки, которых натравила странная индейская чета, которая там прислуживала.

2.

Осенью 1770 года Виден решил, что наступило время действовать, и на сей раз получил широкую поддержку у небезразличных к событиям вокруг таинственного купца горожан; ибо внезапно напряженное ожидание, в котором пребывал Карвен, сменилось радостным возбуждением, и он стал появляться на людях с видом победителя, с трудом скрывающего ликование по поводу блестящих успехов. Казалось, он еле удерживается от того, чтобы всенародно объявить о своих открытиях и великих свершениях, но очевидно необходимость соблюдать тайну не позволяла разделить с ближними счастье триумфа, и он никогда никого не посвящал в причину подобной перемены настроения. Сразу после переезда в новый дом, что произошло, по всей вероятности, в начале июля, Карвен стал повергать людей в удивление, рассказывая вещи, которые могли знать лишь их давным-давно усопшие предки.

Но лихорадочная тайная деятельность Карвена отнюдь не уменьшилась. Напротив, она скорее усилилась — все большее количество его морских перевозок поручалось капитанам, которых он привязывал к себе узами страха, такими же крепкими, как до сих пор боязнь разорения. Он полностью оставил работорговлю, утверждая, что доходы от нее постоянно падают, почти не покидал ферму в Цотуксете; иногда распространялись слухи, что он бывает в местах, откуда можно легко добраться до кладбища, так что многие не раз задумывались над тем, так ли сильно изменились привычки и поведение столетнего купца. Эзра Виден, вынужденный время от времени прерывать слежку, отправляясь в плавание, не мог заниматься этим систематически, но зато обладал мстительным упорством, которого были лишены погруженные в повседневные заботы горожане и фермеры; он еще тщательней чем прежде изучал все, связанное с именем Карвена.

Странные маневры судов зловещего купца не вызывали особого удивления: наступили беспокойные времена, когда едва ли не каждый колонист преисполнился решимости игнорировать условия Сахарного акта, который препятствовал оживленным морским перевозкам. Доставить контрабанду и улизнуть считалась скорее доблестью в Наррагансеттской бухт, и ночная разгрузка недозволенных товаров воспринималась как совершенно обычное дело. Но наблюдая, как с приходом темноты от складов Карвена в доках Таун-стрит один за другим отчаливают лихтеры или небольшие шлюпы, Виден очень скоро проникся убеждением, что его враг старается избежать не только военные кораблей Его Величества. До 1766 года, когда поведение купца впервые резко изменилось, его суда были нагружены большей частью закованными в цепи неграми. Живой груз переправляли через бухту и выгружали на заброшенном клочке берега к северу от Потуксета; затем их отправляли по суше наверх, по почти отвесному склону, к северу на ферму Карвена, где запирали в огромной каменной пристройке с узкими бойницами вместо окон. Но после следующей перемены в его поведении, все пошло по-другому. Прекратился ввоз рабов, и Карвен на некоторое время отказался от ночных вылазок. С наступлением весны 1767 года он избрал новый способ действий. Лихтеры снова регулярно покидали темные, молчаливые доки, но теперь они спускались, проплывая вдоль бухты, очевидно не далее Ненквит-Пойнт, где встречали большие корабли разных типов и перегружали с них неизвестные товары. Потом команда Карвена отвозила их к условленному месту на берегу бухты и переправляла его по суше на ферму, складывая в том же загадочном каменном здании, которое прежде служило для содержания негров. Груз в основном состоял из больших коробок и ящиков, многие из них имели продолговатую форму и вызывали неприятные ассоциации с гробами.