Американская трагедия - [43]

Клайд заметил, что она вздрогнула, словно его сообщение застигло ее врасплох. Продолжая чистить картошку, она испытующе посмотрела на сына.

— Ну и что же? — прибавила она спокойно, но при этом покраснела, чего с нею никогда не случалось в разговорах с сыном. И, конечно, ее волнение и испуг сильно заинтересовали Клайда.

— Ты заходила в один дом, — наверно, искала комнату для кого-нибудь, — сказал он, внимательно глядя на мать.

— Да, — ответила миссис Грифитс теперь уже довольно просто. — Мне нужна комната для одного человека, — он болен, и у него не очень много денег. Но подходящую комнату не так-то легко найти.

Она отвернулась, словно не желая больше говорить на эту тему, и хотя Клайд почувствовал это, он, однако, не удержался и прибавил:

— Ну, не такая это улица, чтобы снимать там комнату.

Служба в «Грин-Дэвидсон» быстро научила его совсем по иному рассуждать о том, где и как следует жить. Мать ничего не ответила, и он ушел в свою комнату переодеваться.

Примерно через месяц, проходя поздно вечером по Миссури-авеню, Клайд снова невдалеке заметил мать, шедшую ему навстречу. При свете, падавшем из окна какой-то лавчонки, — такие маленькие лавочки тянулись вдоль всей этой улицы, — Клайд увидел в руках матери довольно тяжелый старомодный саквояж, который давным-давно лежал в доме без употребления. Неожиданно она остановилась (потому что заметила его, как решил потом Клайд) и быстро вошла в подъезд трехэтажного кирпичного дома. Когда же Клайд подошел к этому дому, дверь его оказалась плотно прикрытой. Открыв ее, он увидел плохо освещенную лестницу; вероятно, мать поднялась по ней. Однако он не стал производить дальнейших расследований, он не был вполне уверен в своих догадках, — быть может, она зашла сюда просто навестить кого-нибудь, — все произошло слишком быстро. Но, подождав на ближайшем углу, он наконец увидел, как она вышла. С возрастающим любопытством Клайд следил, как она осторожно осматривалась, прежде чем пойти дальше. Это навело его на мысль, что она, видимо, прячется от него. Но почему?

Клайда так поразило странное поведение матери, что он готов был пойти за ней следом. Но потом решил, что, раз она не хочет, чтобы он знал о ее делах, пожалуй, лучше не вмешиваться. В то же время ее настороженные движения возбудили в нем острое любопытство. Почему мать не хотела, чтобы он видел, как она идет куда-то с саквояжем? Уклончивость и скрытность были не в ее характере (в противоположность его собственному). Почти тотчас же он мысленно связал эту встречу с другой, возле меблированных комнат на Монтроз-стрит, и с тем случаем, когда он застал ее за чтением письма, и с ее усилиями достать вдруг понадобившиеся ей сто долларов. Куда же она ходила? Что скрывала?

Размышляя об этом, он не мог решить, действительно ли все это как-то связано с ним или с кем-либо из родных. Но примерно через неделю, проходя по Одиннадцатой улице, он вдруг увидел Эсту или, по крайней мере, девушку, чрезвычайно похожую на нее: тот же рост, та же походка; Клайду показалось только, что она старше сестры. Но она так быстро прошла и исчезла в толпе, что он не мог проверить, действительно ли то была Эста. Это было лишь мимолетное видение — такое яркое, что он повернулся и бросился вслед, но она уже скрылась. Все же он был убежден, что не ошибся, и потому тотчас пошел домой. Найдя мать в миссии, он объявил ей, что видел Эсту. Она вернулась в Канзас-Сити, он готов в этом поклясться. Он видел ее на Одиннадцатой, недалеко от Балтимор-стрит. Мать ничего не знает?

И тут Клайд с удивлением заметил, что мать приняла это известие не так, как он ожидал. В нем самом внезапное исчезновение, а теперь внезапное появление Эсты вызывало смесь удивления и радости, любопытства и сочувствия. Может быть, сто долларов нужны были матери для того, чтобы вернуть Эсту? Клайд не мог бы объяснить, откуда у него взялась эта мысль. Он терялся в догадках. Но если так, почему же Эста не явилась домой, хотя бы затем, чтобы известить семью о своем приезде?

Он ожидал, что мать будет так же удивлена и озадачена, как и он сам, и поспешит расспросить его о подробностях. Вместо этого она казалась явно смущенной, застигнутой врасплох, словно услышала нечто ей уже известное и теперь не знала толком, как ей держаться.

— Ты видел ее? Где? На Одиннадцатой улице? Только что? Вот странно! Нужно сказать об этом Эйсе. Странно, что она не приходит сюда, если она вернулась.

В глазах матери Клайд увидел не удивление, а замешательство и тревогу. Ее рот, как всегда, когда она была смущена и расстроена, странно двигался, — вздрагивали не только губы, но и подбородок.

— Вот так так! — прибавила она, помолчав. — Странно. Может быть, это была просто какая-нибудь девушка, похожая на Эсту?

Но Клайд, искоса наблюдавший за матерью, не мог поверить ее притворному удивлению. Вскоре пришел Эйса, и Клайд, собираясь в отель, слышал, что они обсуждали новость как-то равнодушно, без всякого интереса, словно это событие вовсе не было столь поразительным, как казалось Клайду. Его так и не позвали рассказать о подробностях.

Потом, как будто нарочно для того, чтобы он мог разгадать эту тайну, мать встретилась ему однажды на Спрус-стрит; на этот раз она несла небольшую корзинку. С недавних пор он заметил, что она ежедневно по утрам и перед вечером стала уходить из дому. На этот раз, задолго до того, как мать могла увидеть его, он заметил ее характерную массивную фигуру в неизменном старом коричневом пальто и свернул за угол; спрятавшись за газетным киоском, он подождал, пока она пройдет, а затем пошел следом, держась поодаль, на расстоянии полуквартала. Она шла все дальше, вдоль ряда очень старых домов — бывших особняков, где теперь сдавались дешевые меблированные комнаты, и Клайд увидел, как она подошла к одному из этих домов и исчезла за дверью, но перед тем испытующе посмотрела по сторонам.