В то же время он с некоторой тревогой думал о той минуте, когда все отправятся туда, где он никогда еще не бывал, чтобы делать то, чем он никогда не предполагал заниматься в таких условиях. Не лучше ли ему извиниться, когда все выйдут из ресторана? Или, может быть, выйти вместе с ними, а там тихонько скользнуть за первый же угол и вернуться домой? Он слышал, что в таких вот местах можно схватить самую страшную болезнь и что люди умирают потом жалкой смертью от низменных пороков, которые там приобретают. Его мать произносила немало речей на эту тему, хотя вряд ли толком что-нибудь об этом знала. И, однако, вот перед ним довод, опровергающий все эти страхи: его новые товарищи, ничуть не обеспокоенные тем, что они собирались делать. Наоборот, для них это очень веселое и забавное приключение – только и всего.
И действительно, Ретерер, искренне привязавшийся к Клайду – больше за его манеру смотреть, спрашивать и слушать, а не за то, что Клайд делал или говорил, – то и дело подталкивал его локтем и, смеясь, спрашивал:
– Ну, как, Клайд? Сегодня посвящение? – и широко улыбался. Или, видя, что Клайд совсем притих и задумался, он говорил: – Не бойся, тебя не съедят, самое большее – укусят.
А Хегленд время от времени прерывал свои самовосхваления и, подхватывая намеки Ретерера, прибавлял:
– Нельзя всю жизнь таким оставаться. Так не бывает. Но в случае чего – мы за тебя постоим.
Клайд, нервничая, наконец оборвал с досадой:
– Да отстаньте вы! Хватит насмехаться! Для чего это вам нужно хвалиться, что вы знаете больше меня?
Ретерер подмигнул Хегленду, чтобы тот оставил Клайда в покое, а сам шепнул:
– Не сердись, старина, все в порядке. Мы просто пошутили малость, ты ж понимаешь!
И Клайд, которому очень нравился Ретерер, быстро смягчился и пожалел, что так глупо себя выдал.
Наконец около одиннадцати часов, когда уже вдоволь наговорились, наелись и напились, вся компания под предводительством Хегленда вышла из ресторана. Бесстыдные и темные намерения не заставили их призадуматься, не вызвали в них стремления к умственному и нравственному самоисследованию и самобичеванию, – напротив, они так весело смеялись и болтали, словно их ожидала просто милая забава. С изумлением и отвращением слушал Клайд, как они вспоминали свои прежние похождения. По-видимому, всех особенно забавлял случай в притоне под названием «Дом Беттины», где они однажды побывали. Их привел туда один бесшабашный малый по прозвищу Малыш Джонс, служащий из другого отеля. Этот Малыш и еще один паренек, по имени Бирмингэм, вместе с Хеглендом, который отчаянно напился, позволили себе такие выходки, что их чуть не арестовали. Клайд слушал и с трудом верил, что эти мальчики, внешне такие порядочные и опрятные, могли проделывать подобные вещи: выходки были так грубы и отвратительны, что Клайда даже немного затошнило.
– А помните, как девчонка со второго этажа окатила меня водой из кувшина, когда я выходил! – громко хохотал Хегленд.
– А тот толстяк во втором этаже! Как он подошел к двери посмотреть, помните? – смеялся Кинселла. – Он наверняка решил, что тут пожар или бунт!
– А ты с той маленькой толстушкой Пигги! Помнишь, Ретерер? – визжал Шил, захлебываясь от хохота и еле выговаривая слова.
– У него даже ноги подкашивались, так было тяжело! – вопил Хегленд. – А как они оба под конец скатились с лестницы!
– Это все ты был виноват, Хегленд! – крикнул Хигби. – Если бы ты не затеял эту историю с поркой, нас бы не выставили.
– Говорю вам, я был пьян, – возражал Ретерер. – У них там дьявольски крепкое виски.
– А тот длинный тощий техасец с большими усами? Помните, как он хохотал? – прибавил Кинселла. – Он не хотел никому помогать, кто был против нас. Помните?
– Еще чудо, что нас всех не выкинули на улицу и не арестовали. Ну и ночка была! – вспоминал Ретерер.
Все эти разоблачения ошеломили Клайда. «Порка»! Это могло значить только одно!
И они воображают, что он примет участие в чем-либо подобном? Этого не будет. Он не такой. Что подумали бы его мать и отец, если б услышали все эти ужасные истории… И все-таки…
Болтая, они подошли к какому-то дому на темной широкой улице; у тротуаров, вдоль всего квартала и даже дальше, стояла вереница кэбов и автомобилей. Неподалеку на углу остановились, разговаривая, несколько молодых людей. На другой стороне – еще мужчины. А через полквартала компания Клайда прошла мимо двух мирно беседовавших полисменов. И хотя нигде, ни в одном окне не было света, но, как ни странно, всюду чувствовалась яркая, кипучая жизнь. Она ощущалась даже в темноте улицы. То и дело раздавались гудки мчащихся мимо такси, прокатили две старомодные закрытые кареты со спущенными занавесками. И двери то хлопали, то тихо открывались и закрывались. И тогда из домов вырывался яркий свет, прорезывал мглу улицы и снова исчезал. А над головой сияли звезды.
Наконец, не говоря ни слова, Хегленд в сопровождении Хигби и Шила, поднялся по лестнице и позвонил. Почти мгновенно дверь открыла молодая негритянка в красном платье.
– Добрый вечер! Заходите, пожалуйста, – приветливо пригласила она, и все шестеро прошли за тяжелые бархатные драпри, отделявшие маленькую переднюю от остальных комнат.
