Американская фантастика. Том 14 - [47]

С любовью.

Мама”

Роберт Мёрдок отложил письмо и судорожно сжал пальцы. Лишь короткие часы оставались ему, а до Земли было еще далеко. Маленький канзасский городок оказался недостижимой целью. Он знал, что никогда не достигнет ее живым.

И снова, как много раз за последнее время, в голове у него пронеслись завершающие строки древней поэмы Роберта Фроста:

Зароки выполнить осталось,

И веки смежит мне усталость.

Он обещал, что вернется домой, и он выполнит это обещание. Несмотря на саму смерть, он вернется на Землю.

“Это исключено, — говорили ему врачи. — Вы никогда не вернетесь на Землю. Вы умрете в космосе”.

И убедительно показали, как это все произойдет. Они вычислили все до последней секунды: когда перестанет биться сердце, когда перестанет дышать грудь. Болезнь, подхваченная им в чужих мирах, неизлечима. Роберт Мёрдок был обречен.

Но он сказал им, что все равно вернется домой, что намерен лететь на Землю. И они выслушали его план.

Теперь, когда жизни оставалось не более получаса Мердок шел по длинному коридору корабля; неестественно громко звенели его шаги по металлу узких безмолвных проходов. Он был готов сдержать свое слово.

Перед одной дверью Мёрдок остановился, повернул маленький рычажок, и дверь в камеру плавно скользнула в сторону. В темноте неподвижно стоял высокий мужчина. Мёрдок быстро произвел настройку.

— Пора? — спросил мужчина.

— Да, — ответил Роберт Мёрдок. — Пора.

Через миг высокий мужчина мягко ступил в коридор; осветились глубоко посаженные глаза, почти спрятанные под выдающимися вперед надбровными дугами. Его тяжелое, с квадратным подбородком лицо казалось высеченным из камня.

— Вот видишь, — улыбнулся он. — Я безупречен.

— Да, это так, — отозвался Мёрдок. “Но в конце концов, — мелькнула мысль, — все зависит от безупречности. Не должно быть ни единого изъяна, сколь угодно малого. Ни единого”.

— Меня зовут Роберт Мёрдок, — сказал высокий подтянутый мужчина в форме космонавта. — Мне сорок один год; здоров телом и духом. Два десятка лет я провел в космосе и сейчас возвращаюсь домой.

Мёрдок чуть заметно вздохнул, и напряженная победная улыбка скользнула по его усталому лицу.

— Сколько еще? — спросил мужчина.

— Десять минут, — медленно произнес Мёрдок. — Может быть, двумя — тремя секундами больше. Мне сказали, что это будет безболезненно.

— В таком случае… — Мужчина замолчал и после недолгой паузы добавил: — Мне жаль.

Мёрдок снова улыбнулся. Он знал, что машина, какой бы безупречной она ни была, не может испытывать сожаления, и все же от этих слов ему стало легче.

“Все будет хорошо, — одобрительно подумал Мёрдок. — Он займет мое место, и родители никогда не заподозрят, что сын не вернулся домой. А через месяц, как условлено, машина обратится к представителям компании на Земле. Да, — подумал Мёрдок, — все будет хорошо”.

— Помни, — сказал он. — Когда настанет пора уходить, они должны поверить, что ты опять улетаешь в космос.

— Разумеется, — ответила машина. И собственный голос Мердока продолжал объяснение: — Когда истечет месяц, они увидят, как я поднимаюсь в ракету и улетаю с Земли, и будут знать, что я не вернусь еще двадцать лет. Они примут как должное, что их сын обязан вернуться на корабль, ведь космонавт, если только он здоров, покидает службу не раньше, чем в шестьдесят лет. Будь уверен, все выйдет, как ты хочешь.

“Да, — сказал себе Мердок, — все должно получиться; недаром каждая мельчайшая деталь продумана и учтена. У андроида мои воспоминания, мой голос, мои привычки. А когда он покинет отца и мать, якобы возвращаясь к звездам, заранее записанные мной ленты будут продолжать разговаривать с ними из космоса совсем как прежде. До самой их смерти. Они так и не узнают, что меня нет в живых!”

— Теперь ты готов? — мягко спросил мужчина.

— Да, — кивнул Мердок. — Я готов.

И они медленно пошли по длинному коридору.

Роберт Мёрдок вспоминал, как гордились его родители, когда его взяли на Космическую Службу. Одного во всем городе Тайервилле. О, то был великий день! Играл местный оркестр, мэр — старый мистер Харкнесс с вечно спадающими маленькими очками — произнес речь о том, как гордится Тайервилль своим избранным сыном… По щекам матери текли слезы радости.

Но в конечном итоге это только справедливо. Другие мальчишки, не выдержавшие конкурса, не жили, подобно ему, одной мечтой о космосе. Он знал, что станет космонавтом и в один прекрасный день отправится к звездам. С того самого холодного декабрьского дня, когда он, двенадцатилетним сорванцом, наблюдал, как плавит и выжигает черную землю ракета с Луны, он грезил лишь о космосе, о звездах, о безграничных горизонтах и удивительных мирах.

Мало кто мог пожертвовать всем ради космоса. Даже сейчас, спустя два десятилетия, в его ушах звучал голос Джулии: “Да, я уверена, ты любишь меня, Боб, но недостаточно. Недостаточно, чтобы отказаться от своей мечты”. И она покинула его, ушла из его жизни, потому что знала, что там нет места для нее. Там был лишь один космос — глубокий космос, и ракетные корабли, и пылающие звезды. И больше ничего.

Он вспоминал последнюю ночь на Земле, двадцать лет назад, когда, лежа в постели, он ощутил огромную тяжесть сомкнувшейся вокруг него Вселенной. Ему вспомнились бессонные часы перед рассветом, когда он почувствовал нарастающее напряжение внутри маленького белого дома, внутри его самого, лежащего в накаленном безмолвии комнаты. Он вспоминал предутренний дождь, барабанящий по крыше, и гром, сотрясающий канзасское небо. А затем каким-то образом гром слился с мощным ревом атомных двигателей ракеты, уносящей его от Земли, все дальше к звездам… все дальше.