Американская фантастика. Том 10 - [18]

Месклинит, удобно расположившийся на своем лежбище по ту сторону окна, слабым жестом выразил согласие. Зима перевалила за середину, и большое солнце, опускаясь к северному горизонту, становилось все тусклее.

— Ты уверен, что такой проход вам неизвестен? — спросил Лэкленд. — В конце концов, эти снимки сделаны осенью, а по твоим словам, океанский уровень выше всего весной.

— Мы ничего не знаем о таком проходе в какое бы то ни было время года, — ответил капитан. — Про тот, второй океан, мы знаем, но очень мало. Слишком много народов населяют пространство между нашим океаном и тем, и завязать непосредственные контакты со всеми просто невозможно. На путешествие по перешейку из одного его конца в другой требуется два года; как правило, на это никто не решается. Товары на этом пути много раз переходят из рук в руки, и когда наши торговцы видят их в портах на западном побережье, бывает уже трудно определить, откуда они взялись. Если нужный нам проход существует, его следует искать здесь, вблизи от Края Света, где места почти совсем не исследованы. Карта, которую мы с тобой составляем, еще недостаточно полна. Во всяком случае, к югу отсюда осенью такого прохода нет; я это знаю, потому что сам проплыл вдоль всей береговой линии. Правда, не исключено, что этот самый берег в конечном счете выходит где-нибудь к нужному нам морю; мы прошли вдоль него на восток на несколько тысяч миль и просто не знаем, куда он тянется дальше.

— Насколько я помню, через две тысячи миль он снова загибается к северу через внешний мыс, Барл… Правда, когда я видел это, была осень. Хлопотливое это дело — составлять карту вашего мира. Слишком он изменчив. Нам бы подождать до следующей осени, по крайней мере тогда мы бы могли пользоваться нашей картой без оглядки. Но ведь до осени четыре земных года. Я не выдержу такого срока.

— А ты вернись на свою планету и пока отдохни… хотя мне очень не хочется, чтобы ты улетал.

— Боюсь, мне пришлось бы проделать очень длинный путь, Барленнан.

— Какой же?

— Видишь ли… Ваши меры здесь не годятся. Погоди-ка… луч света проходит расстояние, равное длине «края» Месклина за… э… за четыре пятых секунды. — Он показал, что это такое, на своих часах. Абориген следил с интересом. — А чтобы пройти отсюда до моего дома, тому же лучу потребовалось бы более одиннадцати наших лет… и около двух с четвертью ваших.

— Значит, твой мир так далеко, что его не видно? Ты никогда не рассказывал об этом раньше.

— Раньше я не был уверен, что мы с тобой научимся понимать язык друг друга. Да, мой мир отсюда не виден, но когда кончится зима и мы передвинемся на другую сторону от твоего солнца, я покажу тебе мое солнце.

Последняя фраза прозвучала для Барленнана совершенной загадкой, но он не стал на этом задерживаться. Единственные солнца, которые он знал, были яркий Белн, чей приход и уход творили день и ночь, и тусклый Эсстес, что в эту минуту светился на ночном небе. Менее чем через полгода, в середине лета, оба солнца будут рядом, и тогда тусклое солнце будет почти не видно; но Барленнан никогда не ломал голову над причинами этих передвижений.

Лэкленд отложил фотографию и погрузился в размышления. Весь пол в комнате был покрыт кое-как пригнанными фотоснимками; район, знакомый Барленнану лучше всего, был уже нанесен на карту во всех подробностях. Но предстояло еще много-много работы, прежде чем будет скартографирована область, где расположился аванпост землян; между тем, Лэкленда уже теперь беспокоили стыки фотоснимков. Будь это снимки шарообразных планет, вроде Земли и Марса, он мог бы без труда ввести поправки на должную проекцию по малой карте, которую он сейчас составлял и которая покрывала весь стол в углу комнаты; но Месклин даже отдаленно не напоминал шар. Как уже давно понял Лэкленд, пропорции Чаши на борту «Бри» — эквивалента земного глобуса — были в общем правильными. Чаша имела шесть дюймов в поперечнике и четверть дюйма в глубину, и кривизна ее была хоть и плавной, но неоднородной.

К трудностям, связанным со стыковкой фотографий, добавлялось еще то обстоятельство, что поверхность планеты была сравнительно ровной, почти без резко выраженных топографических особенностей. И даже там, где были горы и равнины, дело осложнялось неодинаковым расположением теней на соседних снимках. Стремительный бег большого солнца, проносившегося от горизонта к горизонту менее чем за десять минут, сильно осложнял принятый процесс фотографирования; последовательные снимки одной и той же серии зачастую производились при освещении с диаметрально противоположных направлений.

— Мы все время топчемся на месте, Барл, — устало произнес Лэкленд. — Игра стоила бы свеч, если бы мы наверняка знали, что проход существует, но, по твоим словам, его нет. Ты же моряк, а не начальник сухопутного каравана; эти четыре тысячи миль по суше, и как раз там, где гравитация максимальна, нас доконают.

— Значит, те знания, которые дают вам возможность летать, не могут помочь вам изменить вес?

— Нет, — Лэкленд усмехнулся. — Возможно, со временем этому нас научат данные, зарегистрированные аппаратурой на ракете, которая застряла у вас на южном полюсе. Для того мы и отправляли эту ракету, Барленнан; сила тяжести на полюсах твоей планеты самая огромная во всей доступной нам Вселенной. Существует множество других миров, более массивных, нежели Месклин, и расположенных ближе к нам, но они вращаются не так, как ваш мир, и все они почти шарообразны. Нам нужны были данные измерений в этом чудовищном поле тяготения — самых различных измерений. Стоимость аппаратуры, которая была разработана для этого и послана сюда на ракете, невозможно выразить в известных тебе числах; когда выяснилось, что ракета не выполняет сигнал-команду «взлет», это подорвало престиж правительств десяти планет. Мы должны получить эти данные, хотя бы для этого пришлось рыть канал, чтобы вывести «Бри» в тот, другой океан.