Американская фантастика - [4]
И я рад, что Винер именно так разрешил гамлетовскую проблему. Впрочем, иного я и не ожидал от него. В своей автобиографической книге он писал:
«Между экспериментальным взрывом в Лос-Аламосе и решением использовать атомную бомбу в военных целях прошло так мало времени, что никто не имел возможности как следует подумать. Сомнения ученых, знавших о смертоносном действии бомбы, больше других и лучше других представляющих себе разрушительную силу будущих бомб, попросту не были приняты во внимание, а предложение пригласить японские власти на испытание атомной бомбы встретило категорический отказ.
За всем этим угадывалась рука человека-машины, стремления которого ограничены желанием видеть, что механизм пущен в ход. Больше того, сама идея войны, которую можно вести, нажимая кнопки, — страшное искушение для всех, кто верит в силу своей технической изобретательности и питает глубокое недоверие к человеку. Я встречал таких людей и хорошо знаю, что за моторчик стучит у них в груди. Война и нескладный мир, наступивший вслед за ней, вынесли их на поверхность, и во многих отношениях это было несчастьем для нас всех.
Примерно такие и многие другие мысли проносились у меня в голове в день Хиросимы».1
К сходному эмоциональному итогу приходим мы и после чтения великолепного рассказа Джеймса Макконнелла «Теория обучения». С аналитической беспощадностью и внешней бесстрастностью Макконнелл предпринимает исследование проблемы, которая и не нова, и вроде бы не очень важна, и, уж во всяком случае, не вызывает у большинства людей особенно сильных эмоций. Действительно, сколько на протяжении веков говорилось о наших «младших братьях», «четвероногих друзьях» и т. п. И всякий раз звучали призывы одуматься, снизойти, прислушаться… Тщетные потуги. Даже дельфиний промысел не везде прекращен.
Но вот человек сам оказывается в положении подопытного животного и с горечью, юмором, болью, отчаянием, наконец, вынужден регистрировать каждый этап унизительных и абсурдных испытаний. Он стал подопытным животным для внеземного психолога. Причем создалась парадоксальная ситуация. Испытатель проводит свою жертву через все круги экспериментального ада (точно те же, через которые жертва проводила в свое время лабораторных крыс): коробку Скиннера, Т-образный лабиринт, прыжковый стенд.
«Нет, наверное, это все-таки ад, и приговор Лорда Верховного Палача гласил: „Пусть кара будет достойна преступления!“»
И подопытному совершенно ясна психология испытателя (еще бы, это почти зеркальное отражение!), который с тупой настойчивостью ставит эксперимент за экспериментом, не давая себе труда задуматься. Он целиком во власти догмы: животные — homo sapiens для ученых его планеты животное — не наделены сознанием. А подопытный бьется о железные стенки дурацких ловушек, которые по самой природе своей не позволяют ему проявить интеллект. Любое отклонение от статистического распределения расценивается либо как сложный инстинкт, либо как патология. В последнем случае следует закономерный вывод. Главный экспериментатор межгалактической космолаборатории ПСИХО-145 возвращает «подопытный образец в исходную колонию» (обратно на Землю), которую предлагает уничтожить. Разве не так поступают в том случае, когда заболевают животные в исследуемом ареале? Разница только в масштабах!
Макконнелл взял старую проблему. Он произвел «только» простую инверсию, прибег к доказательству от противного. Испытанный научный прием, который вдруг озарил обыденность неземным беспощадным светом.
«Наша техника — это мы сами, — не устает напоминать Брэдбери. — Техника, вернее, то, как мы пользуемся ею, есть воплощение нашей фантазии. Если фантазия добра, будет хороша и порожденная ею техника. Уэллс, например, был убежден, что изобретение атомной бомбы знаменует конец человечества. Однако мы живы. Появление бомбы было как голос свыше, сказавший нам: «Подумайте, подсчитайте все хорошенько и найдите способ жить в мире и согласии друг с другом». Этот голос мы теперь ясно слышим».2
Нет, Брэдбери не отрешенный от реальности сказочник, как его пытались изобразить иные, не прекраснодушный мечтатель, но мыслитель, наделенный редким аналитическим даром провидец. Таким, собственно, и надлежит быть фантасту, исследующему на скрещении прошлого и настоящего наиболее острые проблемы сегодняшнего дня.
Брэдбери и здесь не оставил места для кривотолков.
«Научная фантастика — это не наука о будущем, она связана лишь с настоящим. Но то, чем занимаются фантасты сегодня, способно изменить будущее».
Грани магического кристалла, в котором за спектральной расцветкой возникает синтетический облик. Себя самого вполне серьезно, но со свойственной ему мягкой иронией Брэдбери нарек волшебником.
«Пожалуй, прежде всего я занимаюсь волшебством. Словно фокусник, я манипулирую наукой и техникой и заставляю поверить в невозможное».
Так кто же он, этот удивительный человек, сотканный из мнимых противоречий, в ком причудливо смешалась кровь вещих друидов, романтических трубадуров, отважных викингов и грубоватых пионеров, устремившихся осваивать Новый Свет? Не в генетическом, разумеется, смысле, но в нравственном, возвышенно-поэтическом… Впрочем, быть может, и в генетическом тоже, ибо, как говаривал автор «Мастера и Маргариты», причудливо тасуется колода. Кто знает, искры каких древних костров ожили и засверкали в сердце поэта — создателя миров. Для меня Брэдбери прежде всего великий мастер, творец миров, навечно влюбленный в недостижимые звезды. Скорее теург, чем манипулирующий блескучими научно-техническими штуковинами цирковой маг. Волшебник звезд…
В эту книгу вошли три произведения Айзека Азимова, по праву признанные классикой НФ-литературы XX столетия. В романе «Конец вечности» повествуется о некой вневременной структуре, носящей название «Вечность», в которую входят специально обученные и отобранные люди из разных столетий. Задачей «Вечности» является корректировка судьбы человечества. В «Немезиде» речь ведётся об одноименной звезде, прячущейся за пыльной тучей на полдороге от Солнца до альфы Центавра. Человечеству грозит гибель, и единственный выход — освоение планеты Эритро, вращающейся вокруг Немезиды.
Роман в новеллах «Я, робот» относится к одной из самых важных работ в истории фантастики. Сформулированные Азимовым ТРИ ЗАКОНА РОБОТЕХНИКИ легли в основу науки об Искусственном интеллекте. Что случится, если робот начнет задавать вопросы своему создателю? Какие будут последствия программирования чувства юмора? Или возможности лгать? Где мы тогда сможем провести истинную границу между человеком и машиной? В «Я, робот» Азимов устанавливает свои Три Закона, придуманные для защиты людей от их собственных созданий, – и сам же выходит за рамки этих законов.
…Империя с высочайшим уровнем цивилизации. Ее влияние и власть распространены на десятки миллионов звездных систем Галактики. Ничто не предрекает ее краха в обозримом будущем…И вот однажды психоисторик Хари Сэлдон, создав математическую модель Империи, производит расчеты, которые неопровержимо доказывают, что через 500 лет Империя рухнет…Великий распад будет продолжаться 30 тысяч лет и сопровождаться периодом застоя и варварства. Однако Сэлдон создает План, в соответствии с которым появление новой Империи наступит всего через 1000 лет.
Из 1949 года Джозеф Шварц попадает в мир далёкого будущего – периода расцвета Галактической Империи. В результате древних термоядерных войн поверхность Земли стала радиоактивной и непригодной для жизни. В то же время люди расселились по всей Галактике и забыли о своей колыбели. Земля всего лишь камешек в небе. Ныне всё человечество живёт под управлением планеты Трантор, контролирующей двести миллионов звезд. Но на Земле ещё живы националистические настроения, некоторые земляне хотят вернуть себе власть предков.
…Империя с высочайшим уровнем цивилизации. Ее влияние и власть распространены на десятки миллионов звездных систем Галактики. Ничто не предрекает ее краха в обозримом будущем…И вот однажды психоисторик Хари Сэлдон, создав математическую модель Империи, производит расчеты, которые неопровержимо доказывают, что через 500 лет Империя рухнет…Великий распад будет продолжаться 30 тысяч лет и сопровождаться периодом застоя и варварства. Однако Сэлдон создает План, в соответствии с которым появление новой Империи наступит всего через 1000 лет.
Однажды, сидя в метро, Айзек Азимов просматривал сборник космических опер и наткнулся на картинку, изображавшую римского легионера среди звездолётов. В мозгу мелькнула мысль: а не описать ли Галактическую Империю — с точки зрения истории, экономики, социологии и психологии? Так появился самый великий учёный в истории мировой фантастики — Гэри Селдон, создавший науку психоисторию, постулаты которой актуальны уже более полувека. Так появился мир Академии: базовая трилогия о нём составила эту книгу. Так появилась "Галактическая история" от сэра Айзека, в которую входят почти все романы знаменитого фантаста.
Большой Совет планеты Артума обсуждает вопрос об экспедиции на Землю. С одной стороны, на ней имеются явные признаки цивилизации, а с другой — по таким признакам нельзя судить о степени развития общества. Чтобы установить истину, на Землю решили послать двух разведчиков-детективов.
С батискафом случилась авария, и он упал на дно океана. Внутри аппарата находится один человек — Володя Уральцев. У него есть всё: электричество, пища, воздух — нет только связи. И в ожидании спасения он боится одного: что сойдет с ума раньше, чем его найдут спасатели.
На неисследованной планете происходит контакт разведчики с Земли с разумными обитателями планеты, чья концепция жизни является совершенно отличной от земной.
Биолог, медик, поэт из XIX столетия, предсказавший синтез клетки и восстановление личности, попал в XXI век. Его тело воссоздали по клеткам организма, а структуру мозга, т. е. основную специфику личности — по его делам, трудам, списку проведённых опытов и сделанным из них выводам.
«Каббала» и дешифрование Библии с помощью последовательности букв и цифр. Дешифровка книги книг позволит прочесть прошлое и будущее // Зеркало недели (Киев), 1996, 26 января-2 февраля (№4) – с.
Азами называют измерительные приборы, анализаторы запахов. Они довольно точны и применяются в запахолокации. Ученые решили усовершенствовать эти приборы, чтобы они регистрировали любые колебания молекул и различали ультразапахи. Как этого достичь? Ведь у любого прибора есть предел сложности, и азы подошли к нему вплотную.
«Дочь оптимиста» - история Лорель МакКелва Хэнд, молодой женщины, которая, покинув Юг, спустя год возвращается в Новый Орлеан, где умирает ее отец. После его смерти вместе со своей глупенькой юной мачехой она отправляется еще дальше, в маленький городок на Миссисипи, где выросла. В одиночестве старого дома Лорель наконец приходит к пониманию своего прошлого, самой себя и своих родителей. Пулитцеровская премия 1973 года.
В состав тома «Американская повесть» (книга первая) входят произведения, отражающие как различные направления в литературе США, так и реальную жизнь этой многообразной по социальным традициям, природным условиям и бытовому укладу страны. Это шесть произведений, представляющих развитие жанра повести в США в XIX веке. Среди писателей, входящих в сборник, — Г. Торо, Г. Мелвилл, Дж. Кейбл и др.
Эрскин Колдуэлл (Erskine Caldwell, 1903–1983) родился в городке Уайт-Оукс (штат Джорджия) в семье пресвитерианского священника. Перепробовав в юности несколько различных профессий, обратился к газетной работе. С начала 1930-х гг. — профессиональный писатель. В своих книгах Колдуэлл выступает как крупнейший знаток Юга США, социального быта «бедных белых» и негров. Один из признанных мастеров американской новеллы 20-го века, Колдуэлл был в СССР в первые месяцы войны с фашистской Германией и откликнулся серией очерков и книгой «Все на дорогу к Смоленску!».Повесть «Случай в июле» («Trouble in July») напечатана в 1940 г.
В книгу входят произведения поэтов США, начиная о XVII века, времени зарождения американской нации, и до настоящего времени.