Американка - [4]

Это были особенные дома, утопические. Образцы новой дерзкой архитектуры. А Бенку, он разбирался в архитектуре, понимал в этом толк. Он изучал чертежи и обсуждал их с архитекторами, слонялся возле строек. Так что дома возникали у него в голове еще до того, как их успевали построить.

Он считал себя экспертом; ведь он знал о домах больше, чем новоявленные владельцы, больше, чем архитекторы, которые делали проект. Он же был местный и единственный представлял себе, как впишутся дома в окрестный ландшафт.

Окрестности, Поселок — это был его мир: Второй мыс, Первый мыс, четыре озера и большой густой лес, переходивший на востоке в болото — там, где вскоре построят тот дом на болоте. Бенку удивительным образом хранил в голове всю округу. Ее-то он и рисовал на своих картах. Такими картами он собирался заниматься и когда вырастет.

Бенку и карты. Они не были особой тайной. Он сам о них рассказывал, по крайней мере тем, кого хорошо знал. Но мало кто их видел, почти никто, поэтому многие считали, что это просто болтовня. Что Бенку просто выпендривается, как обычно.

Но они существовали. На самом деле. И на них Бенку постепенно нарисовал все дома, все, что было в Поселке. Но на свой манер. Он использовал свои собственные знаки, условные обозначения. И свои собственные названия, которые были смесью реальных имен, принятых в Поселке, и тех слов, которые он придумывал или находил в книгах. Капу Кай, например, это означает тайное море на акронесском.

Но для Бенку названия имели еще и другой смысл. Он думал, что, кто бы ни приехал и ни стал владельцами дач на Втором мысе, дома все равно останутся его — раз это он дал им имена. Словно все здесь его.

Бенку сам. В то время ему было тринадцать лет, но он был рослый и выглядел значительно старше своих лет. Угрюмый молчаливый подросток, вечно бродивший сам по себе и лишь изредка — с приятелями, впрочем, случалось, он оттаивал и пускался в длинные беседы о том и сем, что интересовало только его. Строительство и земельные работы, архитектура и ландшафтный дизайн, все такое.

— Бенку чокнутый, — частенько говорила его сестра Сольвейг своей близняшке Рите, когда они оставались в красной сторожке с глазу на глаз.

— У него шарики за ролики заехали, — вторила Рита. Это была такая пора, в самом начале, однажды давным-давно, когда сестры еще всегда были заодно.

Рита, Сольвейг, Бенгт: не так-то много роднило эту троицу. Все они были рослые — вот и все, что у них было общего. Но Риту и Сольвейг на самом деле это вполне устраивало.

Все трое жили в доме кузин. О них заботились папа кузин и мама кузин, на которой папа кузин женился, когда его брат и жена брата трагически погибли в автокатастрофе, оставив совсем маленьких детей. У мамы кузин, когда она появилась в доме, уже был свой собственный сын Бьёрн. Мама кузин была дочерью пристава Ломана, она обеими ногами стояла на земле и не сгибалась ни при каких обстоятельствах.

Кузен Бьёрн делил с Бенгтом комнату на втором этаже в доме кузин. Бьёрну было восемнадцать. Большую часть времени он проводил в сарае на дворе кузин; возился со своим мопедом или со всяким железным ломом, которого было в избытке в обширном хозяйстве папы кузин. Бенгт частенько бывал с ним там; Бенгт и Бьёрн, они держались вместе.

Они были закадычными друзьями, хоть Бьёрн и был на пять лет старше. И каким-то образом они даже были похожи: оба молчуны, например. На молчаливость Бьёрна люди обращали меньше внимания, чем на молчание Бенгта, оно больше цепляло. Бьёрн был покладистый и всем нравился, с ним было легко иметь дело.

Бьёрн и Бенгт; вместе они составляли странную забавную пару. Два молчальника, говорили о них порой. Бенгт, тринадцати лет, на полголовы выше Бьёрна, который старше его на пять лет и рассудительнее. «Свет очей моих», — говорила мама кузин об обоих мальчиках.

Так было до тех пор, пока не появилась Эдди; Бенку встретил Эдди, и все изменилось. Когда начались перемены, все произошло очень быстро. Меньше чем за год вся прежняя жизнь пошла под откос.

Эдди из домика у моря на Втором мысе, Эдди с гитарой и тоненьким голоском, пусть и не больно чистым, это не важно. Эдди, говорившая со странным акцентом и употреблявшая непривычные словечки и фразочки, возможно, именно поэтому ее образ легко укладывался в голове.

— Я чужеземная птичка, Бенгт, — говорила она. — Ты тоже?

Эдди, американка.

Эдди, столь любимая, но в озере.

Эдди, столь любимая, но утонувшая в озере.

Частное владение. Когда дома на Втором мысе распродали, у Бенгта не осталось на них прав. Новые владельцы вселились в них и захватили весь Второй мыс, сделали его своим. Бенгт казался им странным — бродяга, шатается по чужим владениям без разрешения.

Его можно было увидеть в рощах между шикарными домами, на дворах и в садах в любое время суток. Или на их пляжах и причалах, которые высовывались между скал, словно языки. Казалось, он был повсюду, где ему только заблагорассудится.

— Почему бы тебе не пойти играть на свой участок? — кричали ему порой.

— Общественный пляж в другой стороне. Там есть место для ВСЕХ.

— А твоя мама не станет беспокоиться, что тебя так долго нет?