Америка с чёрного хода - [56]

Временный председатель, сенатор Ванденберг, своей заплывшей от жира физиономией напоминающий евнуха, открывает заседание, не дожидаясь кворума. О кворуме здесь вспоминают только при голосовании наиболее важных вопросов. Иногда в зале нет буквально никого, кроме председателя и какого-нибудь не в меру разговорчивого оратора, невнятно бубнящего свою речь.

Заседание открывается молитвой капеллана. Капелланы сената каждый день подготовляют новые молитвы, но все они похожи одна на другую по своему безграничному лицемерию и фарисейству. Я присутствовал однажды на вступительной молитве доктора богословия, достопочтенного Джеймса Монтгомери.

– Не дай нам впасть в заблуждение, – молил он проникновенным голосом, театрально возведя очи и руки к потолку. – Прояви к нам милосердие и в своей неисповедимой мудрости направь наше влияние против эгоизма, к поддержанию нашей республики на устоях свободы и справедливости для всех.

Сенаторы знают, что молитвы докторов богословия произносятся только «для занесения в протокол». Прошедшие через огонь и воду посланцы американского капитала не позволяют себе и тени усмешки, когда они слышат благочестивые заклинания капеллана. Они считают вполне уместными и даже необходимыми высокопарные проповеди о «борьбе» против эгоизма. Сенаторы с полным хладнокровием выслушивают разглагольствования об «устоях свободы и справедливости для всех». Это ведь просто словесные стандарты, которые сами сенаторы ежедневно употребляют и своих речах и документах для обмана широких масс избирателей. Такие явления вполне обычны для Соединенных Штатов, этой, по выражению Маркса, «классической страны демократического мошенничества».

После чтения молитвы начинается парламентская рутина: утверждение протоколов предыдущих заседаний, всевозможные заявления «для занесения в протокол», на которые потом можно будет ссылаться, требования о приобщении к протоколу различных материалов, прения о повестке дня и т.д. и т.п.

Когда какой-нибудь сенатор берет слово, к нему немедленно подходит стенографист, который делает свои записи, стоя рядом с оратором. Это на первый взгляд кажется нелепым. Но в зале постоянно царит шум от непрерывного хождения сенаторов, от их оживленных разговоров между собою, от суетливой беготни пажей-курьеров. В подобных условиях стенографист не записал бы ни слова, если бы продолжал сидеть за столом секретариата.

Председатель не обращает внимания на хаос до тех пор, пока не раздастся чей-нибудь негодующий протест. Тогда он громко стучит молотком по столу, призывая расшумевшихся сенаторов к порядку. На мгновение шум утихает, чтобы через минуту возобновиться с прежней силой.

Наконец все заявления сделаны, повестка дня, после бурных споров, установлена и сенат приступает к обсуждению законопроектов, представленных на его рассмотрение различными комитетами. Законопроекты различны по своему значению и диапазону: тут и такие крупные, как утверждение ассигнований по «плану Маршалла», ратификация внешнеполитических договоров, и мелкие, на юридическом языке именуемые «законодательной вермишелью». Однако эта «вермишель» имеет немаловажное экономическое значение. В обилии законопроектов, представляемых в Конгресс, и кроется причина ожесточенной борьбы вокруг повестки дня.

За спиной отдельных сенаторов, проталкивающих законодательную «вермишель» или крупные законопроекты, стоят те или иные монополистические предприятия. Интересы конкурирующих монополий при этом обычно сталкиваются, и тогда соперники принимают компромиссные решения. Это последнее обстоятельство хорошо раскрыто в сатирической книге Стриблинга «Мегафон».

« – Послушайте, – поучает многоопытный сенатор Бинг своего коллегу Каридиуса, – выбросьте из головы ваши фантазии: общего блага страны не существует. Отдельные штаты нашей страны шлют сюда депутатов, чтобы они урывали, что можно, для своих штатов. Вы вот приехали с севера, я – с юга, Джонсон… приехал с запада. Все мы – естественные враги. Мы с вами уже воевали и даже не так давно Но сейчас мы все трое присланы сюда не для того, чтобы воевать, а чтобы сторговаться друг с другом. Вот для чего существует Конгресс. Это – рынок, где вы обмениваете то, что не нужно для вашей местности, на то, что ей требуется. Вот и все. Откажитесь от всяких дурацких идей, будто вы творите законы для всей страны, – такого животного, как вся страна, не существует».

Эту циничную тираду Бинга следовало бы немного уточнить и под «штатами» подразумевать монополии, господствующие в этих штатах. Для матерых политиканов Конгресса, представляющих интересы монополии, общее благо страны – действительно пустой звук.

Засилье монополий характеризует все проявления политической жизни США. «Двухпартийная система», то-есть существование двух конкурирующих между собою политических партий – демократической и республиканской, является, в сущности, лишь бутафорией, прикрывающей  неограниченное господство крупного капитала во всех сферах политической и общественной деятельности. Многочисленные факты и материалы неопровержимо доказывают, что в стенах Конгресса действуют не представители американского народа, а представители «биг бизнеса» независимо от того принадлежат ли они к демократической или к республиканской партии. Можно без особого труда установить, какие сенаторы представляют финансистов с Уолл-стрита а кто послан чикагскими или калифорнийскими монополистами. Не вызывает никаких сомнений, что сердцу сенатора Тафта, например, ближе всего интересы металлургических магнатов штата Огайо, к числу которых принадлежит и он сам. Деятельность сенатора Конполи сводится к тому, чтобы обеспечить неограниченную экспансию нефтепромышленников. Сенатор Ванденберг был выдвинут детройтскими автомобильными фабрикантами. Сенатор Бильбо, этот апостол расизма, выполнял наказ пославших его крупных землевладельцев штата Миссисипи, вчерашних рабовладельцев и сегодняшних хозяев земельных латифундий на которых миллионы негров и сейчас работают в условиях, мало отличающихся от условий рабского труда. Но если для всех этих сенаторов не существует общего блага страны, то они могут сговориться между собою по крайней мере по поводу «общего блага» правящих классов.