Амаркорд. И плывет корабль - [11]

Вдоль бульвара выстроились жители городка. Они рукоплещут. Болтаются вывешенные из окон флаги. Такое впечатление, что по мостовой, извиваясь, быстро ползет длинная черная змея. Звучит фанфара, задавая ритм бегу. Крупным планом перед нами лицо Шишки, который, задыхаясь, на ходу докладывает:

— Девяносто девять процентов населения записано в члены фашистской партии… У нас имеется… тысяча двести авангардистов и балилл… три тысячи Юных итальянок, четыре тысячи Сыновей волчицы… двенадцать тысяч фашистов… сорок четыре многодетные семьи…

Его физиономию сменяет вспотевшее лицо учительницы Леонардис. Она тоже с трудом переводит дыхание.

— Это изумительно… такой энтузиазм… он делает нас юными и в то же время древними-предревними. Юными — потому что фашизм омолодил нашу кровь своими светлыми идеалами… Древними — потому что… никогда еще так глубоко, как сейчас, мы не чувствовали себя сыновьями и дочерьми Рима…

Дешевка, который бежит в составе взвода фашистской милиции, орет во всю глотку, сопровождая свои слова выразительным жестом:

— Я вам одно скажу: по части баб Муссолини будь здоров!

Немного спустя на большом зеленом поле Юные итальянки выполняют в танцевальном ритме гимнастические упражнения по команде учителя физкультуры, стоящего на деревянной подставке с края поля.

— Р-р-раз, два, три, четыре… Пауза… Р-р-раз, два, три, четыре!..

Боже, до чего изящны движения Нардини! Руки ее движутся легко, словно молоточки по струнам фортепьяно. Бобо, стоя у кромки поля, внимательно, с восхищенным, мечтательным выражением наблюдает за ней. Наверно, сам того не замечая, он тоже плавно взмахивает руками, повторяя каждый жест Нардини.

Громкие аплодисменты с трибун, переполненных зрителями и представителями власти, награждают выступление Юных итальянок. Быстро построившись в колонну, они покидают поле.

А с краю уже выстроились авангардисты в трусах и майках; свою форму они сложили в сторонке аккуратными кучками, в одну линию, параллельную кромке поля. Среди них и Бобо. Маршируя с воинственным видом, под предводительством учителя, выходят они на зеленый прямоугольник. Воцарившуюся тишину нарушают отрывистые команды:

— Напра-а-во! Шаго-ом марш!

Отряд направляется прямо к трибунам. Но Бобо по ошибке в полном одиночестве вышагивает в противоположном направлении. Публика смеется. Кто-то из товарищей, скривив рот, окликает его:

— Бобо! Эй, Бобо!!!

Бобо в испуге и смущении поворачивается налево кругом. Поспешно, осыпаемый бранью, занимает свое место в рядах.

Отряд делится на три колонны, которые располагаются треугольником вдоль разложенной в середине поля огромной гирлянды цветов. Авангардисты наклоняются и начинают поднимать вверх на вытянутых руках эту колоссальную гирлянду.

По мере того как гирлянда поднимается, зрители видят, что это гигантский портрет дуче, составленный из многих тысяч цветов разных красок и оттенков. Темные цветы — для каски, шей, бровей и глаз, розовые — для губ, телесного цвета — для кожи лица, зеленые листья — для воротника мундира. В воздухе раздаются оглушительные аплодисменты — такие громкие, что заставляют трепетать лепестки несметного множества цветов, образующих портрет.

Все три группы авангардистов держат портрет на высоко поднятых палках. Бобо между двух соучеников, взволнованный, восхищенный, с головой погружен в царящую вокруг праздничную атмосферу… Однако перед взором его, оказывается, проносятся совсем иные картины…

Он видит себя и Нардини: взявшись за руки, они идут по длинной бархатной дорожке. За ними следует его брат с подушечкой, на которой лежат два обручальных кольца. У Нардини, хотя она по-прежнему в форме Юных итальянок, на голове длинная фата.

Они идут, освещенные солнцем, пока на них не падает какая-то огромная тень. Они останавливаются и поднимают глаза: перед ними высится портрет Муссолини. По цветам, образующим кожу лица, словно пробегает дрожь, цветочные губы раскрываются, и из огромного рта вырываются какие-то нечленораздельные глухие звуки… Потом мы различаем слова:

— Хочешь ли ты, авангардист Бобо Маркони, взять в жены Юную итальянку Альдину Нардини?

Еле слышным шепотом Бобо произносит традиционное «да». Он не в силах совладать с охватившим его волнением.

Воздух содрогается от рукоплесканий. Мы вновь видим Бобо — лицо у него залито слезами, он держит одну из палок, на которых укреплена гирлянда. В небе низко проносится самолет и разбрасывает над полем рой листовок, которые пляшут в воздухе, как обезумевшие бабочки.

К восьми часам вечера на городской площади еще ощутимы следы минувшего праздника. Из окон муниципалитета свисают полотнища флагов. У фонтана собралась кучка фашистов в форме; они слушают разглагольствования Мудреца. В глубине площади проходит, распевая, какая-то компания. Откуда-то доносятся даже звуки трубы. Мудрец чуть под хмельком.

— Соратники! — говорит он. — Нам обещали хлеб и работу. Но я вам скажу вот что: хлеб — оно, конечно, неплохо, но нельзя ли было бы заместо работы выдать нам вина? Не то сухой хлеб не лезет в глотку.

Общий хохот. Некоторые, пряча улыбку, отходят прочь. Один из чернорубашечников протягивает Мудрецу зажженную сигарету, Тот тянется за ней, но фашист, будто нечаянно, роняет сигарету в фонтан. Мудрец пытается поймать ее на лету, а все только того и ждали: пинками Мудреца сталкивают в воду.