Алый лев - [12]

— Ах, Изабель, — нежно сказал он. Она была нужна ему здесь, чтобы поговорить о случившемся с Ричардом и найти выход из сложившейся ситуации, а потом раствориться в удовольствии и неге любви. Ему хотелось заглянуть в колыбельку и увидеть маленького сына, спящего, налитого молоком, поиграть в войну со старшими сыновьями и научить Махельт всем известным ему песням. Ему хотелось дожить до времен, когда его дети вырастут, женятся и заведут своих детей, и они все вместе смогут сидеть за праздничным столом.

Он беспокойно поднялся, встал у кровати на колени и, взяв в руки четки, стал молиться Богу, чтобы тот даровал ему такое будущее в эти неспокойные времена.

Снаружи стихли голоса слуг. Потом хлопнула входная дверь, и послышался новый, встревоженный голос. В следующее мгновение раздался стук в его дверь, которого он так ждал и боялся.

— Входите! — громко сказал он, надевая сапоги.

Осберт, его казначей, просунул голову в дверь и подтолкнул в комнату одного из посланцев Хьюберта, молодого монаха с испачканными коричневыми чернилами пальцами.

— Милорд, — он кивнул, — архиепископ просит вас немедленно приехать к нему. Есть срочные новости из лагеря короля Ричарда.

Значит, он умер. Если бы он выздоравливал, люди бы улыбались или вздыхали с облегчением, и вообще атмосфера была бы другой. Понимающе кивнув монаху, Вильгельм закончил одеваться и после минутного колебания потянулся за своим поясом, на котором висел меч. Он понимал, что это глупо, но ему хотелось чувствовать себя хоть как-то защищенным перед лицом надвигающейся беды. Он велел своим оруженосцам вызвать из зала Жана Дэрли и Джека Маршала и передать им, чтобы те встретились с ним в палатах архиепископа в Ле Пре.

— И сделайте это без шума, ребята, — предупредил он. — Тут люди спать собираются, и пока нет нужды их будить.

Дом архиепископа, находящийся в Ле Пре, на другом берегу Сены, был весь освещен масляными лампами и свечами из пчелиного воска, воздух, в котором витала мягкая, теплая дымка, был наполнен сладким запахом меда. Однако, несмотря на эти достижения цивилизации, комната вполне походила на пчелиный улей в разгар лета. В комнате было шумно от звука перьев, скребущих по пергаменту. Каждый писарь, священник или слуга, способный держать перо, был занят работой. Они писали черновики писем и приказов, которые скоро будут разосланы всем прелатам и лордам с сообщением о смерти короля.

Хьюберт Вальтер и сам сидел за кафедрой, читая какой-то документ. Он был в положенном облачении, хотя его митра и лежала рядом на скамье, а тонзуру прикрывала всего лишь простая черная шапочка. К трехногому табурету был приставлен богато украшенный епископский посох, сделанный в форме пастушьего, только вырезанный из слоновой кости и с изображением агнца Господня. Когда сообщили о прибытии Вильгельма, архиепископ взглянул на него и передал документ, чтением которого был занят до этого, писарю, сидевшему рядом с ним.

— Хорошо, — сказал он. — Сделайте дюжину точных копий.

Затем, сложив руки, он обратился к Вильгельму:

— Дурные вести из Лимузина, — сказал он и указал на свиток пергамента, лежащий у его митры.

— Я это понял уже в тот момент, когда вошел ваш гонец, — Вильгельм тоже указал на листок пергамента. — Печать королевы Алиеноры, — пояснил он.

Хьюберт кивнул:

— Она была в Фонтевро, но успела к нему, потому что ехала день и ночь. Рана нагноилась. Он умер еще до того, как мы получили первое послание.

— Упокой, Господи, его душу.

С чувством какого-то душевного опустошения Вильгельм подумал, все еще глядя на печать королевы Алиеноры, что это может ее убить. Из пяти сыновей, что она родила, Ричард был ее любимцем — высокий, златовласый, величественный Ричард, ребенок, на которого она возлагала все свои надежды, с кем связывала свои мечты и кому отдавала львиную долю материнской любви. Четверо сыновей уже умерли, остались лишь капли на дне чаши.

— Ричард назвал своего наследника?

Архиепископ бросил в его сторону пристальный взгляд:

— Предположительно, да, но на этот счет имеются сомнения. Мир висит на волоске, а мы с тобой, Маршал, поддерживаем чаши весов. Он облизнул губы, но Вильгельм не понял, от удовольствия или от волнения.

— Если вы говорите, что он назвал наследника, какие тут могут быть сомнения? — резко спросил он.

Хьюберт разжал руки и протянул их к Вильгельму:

— Возможно, как и многие, стоящие на пороге смерти, он не хотел признавать, насколько она близко, пока не стало слишком поздно. В этом письме говорится, что единственным человеком, кто находился рядом с Ричардом и мог слышать его слова, был Вильгельм де Броз, и он утверждает, что Ричард назвал своим наследником Иоанна, но можем ли мы верить словам де Броза?

— А разве есть причина не верить?

Архиепископ скривил губы:

— Де Броз так же редко говорит правду, как моет руки перед едой.

Вильгельм не понимал, почему для Хьюберта это так важно. Де Броз был соседом Вильгельма по ирландским владениям и уэльсским болотам. До сих пор он проявлял себя как человек грубовато-сердечный, недалекий, иногда эгоистичный, но, тем не менее, дружелюбный и миролюбивый: