Алые сердца - [17]
Хотя на его лице нетерпение боролось с недоумением, он все же выполнил мою просьбу.
Дождавшись, пока он сядет, я добросовестно поприветствовала его по всем правилам. Здесь не было фонарей, лишь изогнутый месяц в небе слабо освещал беседку. Принц сидел в тени, и я не видела его лица, когда он в нетерпении спросил:
– Ты же не собираешься подарить мне одно только вежливое приветствие?
Я прочистила горло и нежно запела:
Затихли последние звуки, и снаружи беседки донеслись аплодисменты.
– Куда же запропастился десятый брат, подумал я. Оказывается, он здесь воздвиг для себя маленькую сцену, – сказал четырнадцатый принц и зашел в беседку, продолжая хлопать в ладоши.
За ним следовал тринадцатый принц с улыбкой во все лицо. Я поприветствовала их, чувствуя себя неловко и не зная, что сказать.
Удивительно, но десятый принц не стал возражать, лишь произнес, поднявшись:
– Вино ударило мне в голову, и я присел отдохнуть. Давайте возвращаться.
Четырнадцатый принц обошел вокруг меня и, смерив взглядом сверху вниз, спросил:
– Когда ты и мне споешь?
Меня разозлил его пристальный взгляд.
– Когда у господина четырнадцатого принца будет день рождения, Жоси обязательно споет, если, конечно, господин не будет против.
Он усмехнулся и обратился к тринадцатому принцу: – Не хочешь тоже заказать песню?
Тринадцатый принц улыбнулся, но ничего не сказал. При всей его прямолинейности ему не хотелось шутить с десятым принцем. Очевидно, отношения четырнадцатого с десятым были более близкими, поэтому четырнадцатому принцу шутка могла сойти с рук.
Четырнадцатый принц еще не исчерпал свои насмешки, но я нахмурилась, и десятый поспешно одернул его:
– Четырнадцатый брат!
– Ох! Десятый брат начал волноваться, – сказал четырнадцатый с улыбкой и миролюбиво махнул рукой. – Все, все! Пойдем!
Все трое друг за другом покинули беседку. Озадаченная, я тут же шлепнулась на лавку. Что это вообще было?
Я немного посидела, строя догадки и не желая идти назад, но вспомнила о Цяохуэй, которая наверняка будет волноваться, и торопливо поднялась. Кругом царили радость и веселье, но на душе у меня было уныло. Раньше мне казалось, что все это – одна большая сцена, а я всего лишь зритель разыгрывающейся на ней трагедии. Если тебя не тронула пьеса, то остается лишь досмотреть и забыть; а сейчас я словно сама попала на сцену и глубоко сопереживала героям, но ничем не могла им помочь.
Я медленно брела с опущенной головой, и вдруг чей-то голос закричал:
– Ты вообще смотришь, куда идешь? Натыкаешься на людей, будто слепая.
Я испуганно замерла и подняла голову. Примерно в десяти шагах от меня в сопровождении служанки стояла Минъюй-гэгэ, прелестная девица из семьи Гороло. У меня не было настроения с ней связываться, и я собиралась просто пройти мимо, но она преградила мне путь и насмешливо произнесла:
– Действительно дикарка, не имеет никакого понятия о приличиях.
Я сделала шаг в сторону, желая обойти ее, но она тоже шагнула вбок, продолжая стоять у меня на пути. Почувствовав раздражение, я в упор взглянула на нее, пытаясь понять, что ей, в конце концов, нужно. Лучась самодовольством, она снова усмехнулась:
– Слышала, после падения у тебя с головой стало не очень.
– Некоторым людям, – улыбнулась я в ответ, – и падать не надо, у них изначально с головой не все в порядке.
Улыбка исчезла с лица Минъюй-гэгэ, и она возмущенно выпалила:
– Дикарка, мать родила тебя, но совсем не воспитывала!
– Некоторых хоть и воспитывала мать, – по-прежнему улыбаясь, сказала я, – но им не стоять в одном ряду даже с дикарками!
Я видела, как напряглась Минъюй-гэгэ, и мне стало смешно. Ну надо же, всего-то пара фраз, а она уже нервничает. Я вспомнила, как по любому поводу мы ссорились с соседом по парте, и при этом следовало улыбаться как можно невозмутимее, ведь чем спокойнее ты выглядишь, тем сильнее производимый эффект.
Я смотрела на нее и улыбалась во весь рот, и она внезапно брякнула:
– Такая же, как твоя старшая сестра, обе невоспитанные шлюхи!
Называть шлюхой меня она могла сколько угодно, это слово находилось всего лишь на первом уровне моего ругательного словарного запаса; но называть так сестру я бы не позволила. Едва я открыла глаза в этом мире, Жолань окружила меня заботой и вниманием, любила и баловала меня. В этом времени она была единственным человеком, кто поселился в моем сердце, единственным родным человеком! Я холодно посмотрела на Минъюй-гэгэ:
– Кто посмел назвать так мою сестру?
Видя, что теперь занервничала я, она произнесла довольным тоном, нарочно растягивая гласные:
– Неважно кто, важно одно – она шлю-юха-а…
Хлоп! Я отвесила ей звонкую оплеуху, и девица рухнула, подавившись своими словами. С криком «Гэгэ!» подбежала служанка и помогла ей подняться. Не в силах поверить в произошедшее, она смотрела на меня, прижимая ладонь к щеке. Не отрывая от нее взгляда, я холодно процедила:
