Аляска - [2]

Собрав воедино устройство санок белых людей и индейских саней, Джоэ смастерил эти сани. Только собачью упряжку он запрягал на индейский манер — веером. Она состояла у него из девяти огромных, сильных псов. Вожаком индеец всегда ставил Бэри.

По виду собака напоминала огромного, покрытого густой серой шерстью, волка. Пес и был наполовину волком. На остроухой волчьей морде сверкали коричневые собачьи глаза. Бэри отличался умом и держал в подчинении остальных собак. Вот и сейчас он мчался во главе упряжки, а следом за ним, привязанные на веревки разной длины, неслись остальные собаки. Все они соединялись в кольце на передке саней. Ни одна из них не шла по следу другой, а разная длина веревок не давала возможности задним собакам кидаться на передних. Полудикие псы, стараясь напасть на впереди бегущих, сильнее налегали на постромки, а передним казалось, что на них сейчас нападут и они бежали еще быстрее.

Так прошло около часа. За это время Джоэ лишь раз присел на сани, чтобы перевести дух. Он устал и тяжело дышал. Впереди показалась хижина. Она почти сливалась со скалой, под прикрытием которой стояла. При виде жилья собаки с радостным лаем побежали быстрее, индеец тоже невольно прибавил шаг.

Покрытая снегом крыша хижины напоминала огромную белую шапку. Ее пять лет назад построили два золотоискателя–новичка, но золота на Танане они не нашли и уехали. После них осталась большая железная печка и куча разного хлама в сенях. Печку старатели не взяли из–за ее громоздкости, они измучились доставляя ее в эти дикие края и уезжая, бросили без сожаления.

Джоэ наткнулся на хижину в конце августа. Он приплыл вместе с животными на большой пироге для осенней охоты. Справедливо рассудив, что не стоит тратить силы и время на постройку вигвама, поселился в ней. Единственное, что он сделал, это загон для собак позади избушки да навес для дров. Сейчас лодка находилась у заднего правого угла хижины, поднятая на высокий шест за один конец. Когда дни стали становиться все короче и короче, он расставил на звериных тропах силки и капканы. Его родное племя зимовало милях в ста к югу. Там Джоэ никто не ждал.

Пять лет назад во время очень холодной и снежной зимы его жена и сын умерли от голода. В тот год население индейского поселка уменьшилось на половину. Он каким–то чудом выжил, но покинул родные вигвамы и с тех пор скитался по необъятным просторам Аляски и Канады. Его соплеменники относились к женщинам, как к тягловой скотине. Но Джоэ не считал позором для себя помочь жене принести воды, нарубить дров или составить тяжелые шесты вигвама.

В племени его считали чудаком и он знал об этом, но ничуть не переживал. Лучшего охотника и кулачного бойца в селении не было. Женщины втайне завидовали Нискви. Его любовь к умершей жене и в особенности к ребенку, оказалась настолько сильна, что за все эти годы он так и не смог залечить свои душевные раны. Под внешней невозмутимостью скрывалась кровоточащая душа. Джоэ был способен и на чувствительность и на жестокость.

Ему дважды приходилось бывать проводником у белых людей. Он научился понимать язык белых. Когда была необходимость, сам иногда говорил на смеси английского и французского. Его речь была ломаной, но вполне понятной. Индеец наблюдал за бородатыми грубыми мужчинами, за их общением и искренне удивлялся обычаю белых пить виски, причем в неимоверных количествах. Выпив, они начинали неестественно громко говорить и смеяться, а потом чаще всего начиналась драка. В этих случаях он старался уйти, так как уже сталкивался с подобным: пьяные белые, заметив индейца, могли его убить. Он не был трусом, просто не любил рисковать зря. Видел он и индейцев, обезумевших от виски. Сам Джоэ избегал спиртного и покупал его лишь для наружного применения, который перенял у белых — растирал замерзшие конечности.

Доводилось ему видеть и белых женщин. Среди них встречались рано постаревшие забитые существа, покорно следующие за мужьями с обреченным выражением на бледных лицах. Были и раскрашенные, как цветы, громкоголосые, пьющие наравне с мужчинами. Но даже и таких женщин в этом суровом краю было мало. Женщина на санях не походила ни на тех, ни на других и это почему–то волновало мужчину.

Упряжка остановилась у дверей хижины. Джоэ легко подхватил закутанную женщину на руки, удивляясь ее маленькому весу. Толкнул ногой сколоченную из расколотых бревен дверь в сени и та легко распахнулась. Следующую, точно такую же дверь, он пнул посильнее и пригнувшись, вошел внутрь. За день из помещения тепло выдуло и сейчас внутри было лишь чуть теплее, чем снаружи. Индеец положил свою ношу на нары, устланные шкурами. Набил полную печь дровами, растопил ее и сразу же вышел. В трубе загудело. Ярко вспыхнувшее пламя осветило убогую внутренность избушки.

Она состояла из одной не большой комнаты с грубым столом из оструганных топором досок, скамейки у окна, пары грубых табуреток и двух широких нар–кроватей у стен. Большая юконская печка стояла на плоских камнях в углу, выложенным камнем до самой крыши, чтобы стены не загорелись от раскаленного железа. Пол был настлан из расколотых пополам бревен. Единственное маленькое окно с двойными стеклами пропускало в хижину немного света.