Альтерверс - [121]

— Ты же был с этими людьми столько времени. Неужели ты не чувствуешь жалости к Гипсу? Арти? К Роберту? Юле?..

— Чувствую, Матвей. Конечно, чувствую. И если бы был способ сделать всё иначе… — он выдохнул, — Но его нет. Ты знаешь это лучше меня. Ты же не сильно от меня отличаешься. Тебе приходится притворятся кем-то другим, чтобы достигать своих целей. А какие они эти цели?

— Это другое, Рыжий, — Матвей подошёл у замызганному окну, — это — моя работа. Я работаю и получаю за это деньги.

— Да, но ты можешь себе позволить жить там где хочешь? Делать то, что хочешь? Спать с кем хочешь? Есть то, что хочешь? А я — нет.

Матвей засмотрелся на неоновую вывеску напротив. Очередной стриптиз клуб, которой по факту наверняка бордель. Обнажённая девушка, созданная из множества линий зелёного цвета подмигивала ему приглашая зайти внутрь. В этом образе ему показался кто-то знакомый. Давно ушедший из его жизни, но оставивший неизгладимый след.

— Нет, Рыжий. Я тоже не могу. — он повернулся к нему, достал из-за спины пистолет Роберта и нацелился громиле промеж глаз, — И знаешь в чём моя проблема? Я слишком долго жил чужими желаниями. Чужими выгодами. Служба, отец, начальство. Я такой же как они. Как те, кого ты сегодня убил. Люди всего лишь хотят лучшей жизни для себя и своих детей. Они хотят того же, чего и ты. Только ты не понимаешь одного: как бы упорно ты не лизал задницу шишкам «МегаТех», тебе никогда не стать одним из них. Ты — огромная машина для убийства из нижнего уровня. И навсегда им останешься в их глазах.

— Э, приятель! — Рыжий поднял руки и немного отошёл назад, — Ты чего?! Ты чего?! Ты что, защищаешь этих?.. Зачем? У тебя работа, так давай выполним эту работу?

— Поздно, Рыжий. Ты своей выходкой лишний раз подтвердил мои убеждения. Ты не общался со многими несчастными, которые лишаются всего. Ты как будто не слышал Елистратова… Ты эгоист, Рыжий, и это хорошо. Человек должен думать о себе. Но идти к своей цели шагами, которыми идёшь ты… Приятель, это не по-человечески.

— И что теперь?! Ты меня грохнешь, и начнёшь бунт?! Да ты сдохнешь! Это не твоя война, парень! Это не твоя война! Ты здесь сколько?! Меньше года?! И ты думаешь, что всё понял про нас?! Про наш мир?! Про этот город?!

— Ты прав, я здесь недолго. Но мне кажется я понял достаточно.

После этих слов Матвей спустил курок пистолета и свинцовая пуля проткнула лоб его связного. Рыжий, огромный человек, заменивший свои руки на биомеханические был настолько ослеплён своей идеей, что даже предположить не мог, что умрёт от руки своего соратника. Как не могли предположить те, кого убил Рыжий.

Массивное тело опустилось на колени и c грохотом рухнуло лицом вниз. От его головы ореолом растеклась багровая кровь. Матвей опустил руку и почувствовал что-то схожее с эйфорией. Он грустно улыбнулся, осознавая все последствия своих действий. Он больше не выйдет на связь с СКВП. Не увидит друзей, не увидит отца и Лизу. Он никогда не вернётся домой. Он останется в мире, которым проникся меньше чем за год. Проникся людьми, которые мечтают о лучшей жизни. Проникся идеями, которые преследовал его дубликат. Он уже когда-то бросил людей, которые стали ему близки. Бросил её и не позволяет теперь себе привязаться к кому-то. Он не повторит такой ошибки.

И единственный человек на нижнем уровне, который знал, что Матвей — пришелец из другого объекта лежал перед ним в луже крови.

Теперь это стала его война.

19

В городе, где соседи привыкли к выстрелам, не стоит беспокоится о том, что кто-то раньше утра найдёт тело Рыжего. А если принять тот факт, что он был предателем, свои его искать тоже не будут.

Матвей закрыл входную дверь квартиры, спустился на первый этаж, осмотрелся и быстро запрыгнул в автомобиль Рыжего. Нельзя сказать, что оперативник выучил нижний уровень наизусть, но основные ориентиры он запомнил, потому добраться до больницы для него не составило труда.

Госпиталь был переполнен болеющими, ранеными, травмированными людьми. Они покорно ожидали своей очереди на приём, иногда могли просидеть несколько часов, ведь в городской больнице персонал выделяла корпорация и его катастрофически не хватало.

За стойкой в приёмном отделении стояла тучная дама, вместо глаз у неё располагались окуляры, а сгорбленный нос, тонкие, еле заметные губы, накрашенные красным и взъерошенное каре делали её похожим на сову. Она совершенно не обращала внимания на стоны пациентов, как и на столпившуюся очередь возле стойки.

— Простите? — крикнул Матвей, пробираясь сквозь нескольких людей.

— Куда ты прёшь?! — крикнул старичок так же добивающийся внимания дамы за стойкой.

— Что ты орёшь, старый? — крикнула женщина с другой стороны, — Это Матвей Фёдоров. Он помог моему сыну три недели назад! А ну-ка пропусти его! Пропустите его! — она повернулась к оперативнику, — Вы здесь из-за взрыва, да?

— Да, — ответил Матвей и повернулся к даме за стойкой, — Дрын… ой… Алексей Косточкин. Как он? В какой палате?

— В шестьдесят второй. — не отвлекаясь сказала дама.

Матвей поблагодарил даму и вступившуюся за него женщину, протиснулся через людей к лифту и поднялся на шестой этаж. Силуэт Юли в другом конце коридора он узнал сразу. Стройная спортивная фигурка, подчёркнутая формой медицинского работника, русые волосы, слегка растрёпаны, спадают на плечи неровным водопадом. Она была полностью истощена. Четыре часа Юля Хрусталёва буквально собирала на операционном столе Дрына. Каждый имплант она аккуратно вставляла на место, каждое сухожилие она сращивала скрепляющим лучом, каждую рану она обеззараживала и регенерировала. Если бы она не прогнула главного врача госпиталя на проведение операции под её наблюдением, то Дрын недожил бы до утра. Взамен главврач попросил её отдежурить неделю в его больнице.