Альтернативная реальность - [27]

Однако спокойно перекусить нам не дали. С гиканьем из-за кустов выскочила ватага головорезов. Одетые кто во что горазд, лохматые, грязные, они размахивали дубинами, ножами и "справжнимы шаблямы". На размышление времени не осталось.

— Выручай, дружок! — крикнул я, выхватывая арабский меч.

Данила, метнулся к лошадям, схватил пистоль и, не целясь почти в упор, разрядил в грудь замахнувшегося на него дубиной детину. Грыць же с воплем "рятуйте" бросился со всех ног наутек.

Двоих я зарубил почти сразу. Третий неумело попытался отмахнуться саблей, но в следующий миг уже дико орал, глядя на обрубок руки из которого струей била кровь. Метнувшись в сторону, я успел полоснуть по боку наседавшего на Данилу долговязого, беззубого "злодия".

Развернулся к остальным. Теперь они уже нападать не спешили, уступив пальму первенства вожаку: седому, одноглазому, со шрамом через все лицо бывалому вояке. В одной руке он сжимал саблю, в другой – нож.

Зловещая ухмылка обнажила несколько чудом сохранившихся гнилых зубов. Он замахнулся саблей, надеясь, что я стану уходить в сторону и угожу под удар ножа. Но недооценил быстроты моих рефлексов. Спустя миг арабская сталь небрежно смахнула его голову с плеч.

Наглядный урок явно пошел впрок. Не желая последовать за вожаком в ад, мазурики бросились врассыпную. Исчезли в кустах еще быстрее, чем появились.

Я вспомнил о Даниле. Повернулся в его сторону. Присев на землю в нескольких шагах от лежащего лицом вниз долговязого, прижав руки к животу и прикрыв глаза, он, содрогаясь всем телом, блевал. Похоже, не ранен. И на том, слава Богу.

За кустами вновь послышались шаги. На поляну, склонив голову, размазывая рукавом слезы и сопли, вышел Грыцько.

Навстречу ему поднялся бледный, без кровинки на лице, Данила. Увидев глаза брата, Грыцько окончательно сник. Подойдя ко мне, упал на колени:

— Прости, пане! Прости… И ты, брате! Не гоните мене, Христа ради! Не гоните! Не перенесу позора… Жить не смогу! Наложу на себя руки… Я испугался… Очень испугался… Но больше вас не брошу… Клянусь… Христом-Богом клянусь.

— Прости, пане, Грыця! И я боялся… чуть не бросился вслед за ним… Ей-Богу!

Да что там говорить, я все прекрасно понимал. Простые сельские мальчишки. Что от них требовать? Пройдут годы, прежде чем вырастут "справжни козакы". Убить человека не так-то просто, даже если он собирается сделать это с тобой.

— Хорошо… Седлаем коней и в путь… А ты, Данила, молодец! Не растерялся. А что страшно, так страшно всем. Вот, держи – награда за смелость и за добрую службу… — вложил ему в ладонь два золотых червонца.

— Неужто мне? Сроду золота в руках не держал! Спасибо, пане!

— Хочу вас предупредить… Нет, приказать! Про то, что были в шинке в день драки и про то, что случилось здесь, навсегда забудьте! Длинный язык – ближайший путь к эшафоту.

— А что такое "эшафот", пане?

— Ну… это такое место, где болтливым дурням отрубают головы.

— Как вы тому? Срезали, словно гарбуз…

— Вот-вот… Приблизительно так… Обмойтесь, пока вода рядом. Да и поехали. Нужно успеть засветло. В темноте наверняка заблудимся.

— А едем-то куда?

— В Диканьку, к генеральному судье Кочубею.

— Ух, ты! — уважительно прошептал, чувствовавший себя героем Данила.

Молодость понемногу брала свое. Его еще недавно бледное лицо уже раскраснелось. Сворачивая "харчи", юноша сунул в рот кусок солонины и теперь усиленно работал челюстями. Грыцько же по-прежнему прятал глаза.

Дальше дорожка вела нас через лес, а потом и вовсе рассыпалась несколькими тропинками.

Мы вдоволь поплутали, прежде чем выехали к похожему на Горбы селу. Звалось оно Будыща. А к Диканьке… к Диканьке путь еще не близок.

Ну, как тут не вспомнить Жаклин с ее восточно-европейским фольклором: "Самая близкая дорога та, которую знаешь!" Или скажем: "Кто ездит напрямик, тот дома не ночует". Что ни говори, а Жаклин свою работу знала…

Попробуй, поспорь!

От Будыщ к Диканьке вел один хорошо натоптанный "шлях". Я ехал впереди, а братья чуть поодаль. Обычно даже на ходу они успевали переговариваться, обмениваться впечатлениями. Сейчас же молчали.

Случившееся давило тяжким грузом на юные души. Должно пройти много времени, прежде чем забудется, уйдет в глубины памяти. Когда-нибудь, многим позже, славные казаки, может, со смехом станут вспоминать первое боевое крещение.

Позже? Опять я за свое! Когда позже? Мир этот не реален! Не реален, и все тут! Безумный бред Хроникона… Не более. У него нет и не может быть будущего.

Но Кумедни этого не знали, потому и продолжали молча страдать. Не знал и ветерок, явившийся неведомо откуда. Он дул нам прямо в лицо. Студил, охлаждал разгоряченные лица, шевелил одежды и волосы. Понемногу набирая силу, стал поднимать дорожную пыль, гнуть травы, шатать верхушки деревьев прилегающего к "шляху" лиственного леса. Голубое небо над барашками облаков как-то незаметно заменила молочно-белая дымка. С каждой минутой свежело. Потянуло сыростью. Хорошо бы успеть до дождя.

— Не отставайте! — крикнул братьям и перевел коня в галоп.

Поднимая облака пыли, мы устремились вперед. Встречные крестьяне жались к обочине, уступая дорогу. Кое-кто кланялся, еще и шапки снимал.