Альтернативная история – пособие для хронохичхайкеров - [2]

Шрифт
Интервал

жизни Христа описана в книге на полусотне заключительных страниц, а в экранизации М.Скорсезе (1988) ей отведено не менее получаса времени. Конечно, весь этот сюжет (с женитьбой, с детьми) оказывается всего лишь плодом воображения главного героя, а никак не свершившейся «альтернативной историей», но для той культурной среды даже такое допущение было весьма революционным ходом в повествовании. Роман был занесен католической церковью в разряд запрещенных книг. Догматики — они везде одинаковые.

* * *

Критики давно пытаются классифицировать произведения в жанре альтернативной истории, выделяют некие типы, виды в этом жанре. Например, Хоксер пишет:

«Что такое альтернативная история в литературе.

Альтернативная история является моделированием возможного исторического развития, если бы в ключевой точке («точка дивергенции», т. е. расхождения) события пошли по другому пути.

Принципиальны 3 положения: 1) до точки расхождения описываемая в произведении история полностью соответствует описанной истории нашего мира (т. е., АИ не может основываться на криптоистории, гипотезах, в произведении должны участвовать реальные исторические персонажи, и т. д.); 2) альтернативная история — история человечества (а не разумных динозавров, мышей, собак, или кошек); 3) если в произведении используется приём с параллельным миром, виртуальной реальностью и т. д., то они должны быть идентичными истории нашего мира до точки расхождения.

Чистая альтернатива и псевдоальтернатива

Все книги по альтернативной истории можно разделить на две категории: чистая альтернатива, когда описывается возможное развитие событий и их последствия методами реализма; и псевдоальтернатива, когда причиной расхождения с реальной историей служит deus ex machina — пришельцы из будущего (по отношению ко времени действия в произведении), пришельцы из космоса, какие-нибудь книги древних, внезапно раскрывшиеся тайные общества и т. д. Чистая альтернатива — реализм — настоящая альтернативная история. Псевдоальтернатива встречается намного чаще и иногда практически не отличается от чистой, когда дело касается описания возможного развития событий и получившегося в результате мира (например, «Все способные держать оружие» Лазарчука; «Гравилёт «Цесаревич»» Рыбакова).

К чистой альтернативе можно смело отнести роман Василия Аксенова «Остров Крым», «Первый год Республики» Вершинина, «Пугачёв — победитель» Первухина, Гаррисона с его трилогией «Stars And Stripes» (Звезды и полосы), «Фатерланд» Харриса, «Человек в высоком замке» Дика» (Хоксер, 2004).

Некоторое сомнение вызывает третье положение (о том, что до момента расхождения наш мир и мир выдуманный фантастом должны быть идентичны друг другу). Есть целый ряд отменных в художественном отношении произведений, в которых невозможно «слету» выявить ни точки расхождений, ни даже определить, а какой, собственно говоря, мир, является производным — наш или выдуманный? Это в первую очередь относится, например, к «Гравилету «Цесаревич» В.Рыбакова, «Дарю вам праздник» У.Мура (в которых параллельные миры построены не совсем по классическим лекалам), к «Иному небу» и «Мосту Ватерлоо» А.Лазарчука, «Очертя голову, в 1982-й» Б.Карлова, «Око силы» А.Валентинова.

Возьмем, к примеру, «Иное небо» А.Лазарчука. Одна из предпосылок к развилке — это тот романный факт, что Г.Жукова расстреляли до войны, в 1939 году. А почему это вдруг его расстреляли? Ведь репрессии не проводились по методу лотереи, любому судебному процессу предшествовали какие-то причины? Если начать раскручивать этот клубок, то мы вынуждены будем отступить еще дальше, и заподозрить, что Г.Жуков, например, или профукал Халкин-Гол, или дал пощечину Берии на праздничном приеме в Кремле — для репрессивной машины, или для Сталина, эти факты разной величины, тем не менее, могли сработать как повод к уничтожению. Или «Заповедник для академиков» К.Булычева, в котором уже в 1939 году советские ученые сделали атомную бомбу. Развилкой не может быть именно этот, 1939-ый, год, потому что за один календарный год такие сложные инженерные решения в жизнь не воплощаются, тем более — с чистого листа. Чтобы легитимизировать описываемые Булычевым события, надо предполагать, что за несколько лет до 1939 года кем-то из советских ученых были сделаны открытия, опередившие американцев лет на десять минимум. В альтернативной истории, как и вообще в фантастической литературе, важна так называемая «редукция оправдания»: это значит, что опытный читатель должен творить в своем сознании «наравне с автором», и даже дописывать то, что не смог увидеть на авторском полотне по своему или его неумению» (Фрумкин, 2004, с.146). Но далеко не всегда читатели могут увидеть в тексте произведения оправдание тем или иным событиям или явлениям. Например, критик Б.Невский невнимательно листал роман «Гравилет «Цесаревич», и пишет, что «у Рыбакова в России не происходит революции — безо всякого объяснения причин» (Невский, «Носик Клеопатры», 2004, с.9).

Чем менее фантаст уделяет места в произведении объяснению точек расхождения истории, тем сложнее для читателя задача дешифровки текста. Прошли времена, когда автор подробно и обстоятельно рассказывал о причинах появления фантастического допущения. В лучшем случае в произведении будет присутствовать некая небольшая «вводная», прямо или косвенно объясняющая фантастическое допущение (как образец см., например, пролог к «Седьмой части тьмы» В.Щепетнева). Большинство же фантастических произведений в жанре альтернативной истории сейчас регрессировали до уровня космической оперы, когда объяснению фантастическому допущению порой даже не уделяется особого места — читателю вполне достаточно, что такое произведение находится в ряду себе подобных. Поэтому вполне естественно, что метод альтернативной истории вошел в арсенал фантастов наравне с другими фантастическими изобретениями. Б.Невский пишет: «во многих произведениях историческая альтернатива — лишь повод для иллюстрации авторских мыслей, такой же художественный прием, как, скажем, полеты в космос или путешествие во времени» (Невский, 2004, с.7). По этому пути пошли Г.Тёртдлав (цикл о Второй мировой), Л.Франковский (цикл о Старгарде), В.Свержин (со своим институтом времени), и мн. др.


Рекомендуем почитать
Вертинский. Как поет под ногами земля

«Спасибо, господа. Я очень рад, что мы с вами увиделись, потому что судьба Вертинского, как никакая другая судьба, нам напоминает о невозможности и трагической ненужности отъезда. Может быть, это как раз самый горький урок, который он нам преподнес. Как мы знаем, Вертинский ненавидел советскую власть ровно до отъезда и после возвращения. Все остальное время он ее любил. Может быть, это оптимальный модус для поэта: жить здесь и все здесь ненавидеть. Это дает очень сильный лирический разрыв, лирическое напряжение…».


Пушкин как наш Христос

«Я никогда еще не приступал к предмету изложения с такой робостью, поскольку тема звучит уж очень кощунственно. Страхом любого исследователя именно перед кощунственностью формулировки можно объяснить ее сравнительную малоизученность. Здесь можно, пожалуй, сослаться на одного Борхеса, который, и то чрезвычайно осторожно, намекнул, что в мировой литературе существуют всего три сюжета, точнее, он выделил четыре, но заметил, что один из них, в сущности, вариация другого. Два сюжета известны нам из литературы ветхозаветной и дохристианской – это сюжет о странствиях хитреца и об осаде города; в основании каждой сколько-нибудь значительной культуры эти два сюжета лежат обязательно…».


Пастернак. Доктор Живаго великарусскаго языка

«Сегодняшняя наша ситуация довольно сложна: одна лекция о Пастернаке у нас уже была, и второй раз рассказывать про «Доктора…» – не то, чтобы мне было неинтересно, а, наверное, и вам не очень это нужно, поскольку многие лица в зале я узнаю. Следовательно, мы можем поговорить на выбор о нескольких вещах. Так случилось, что большая часть моей жизни прошла в непосредственном общении с текстами Пастернака и в писании книги о нем, и в рассказах о нем, и в преподавании его в школе, поэтому говорить-то я могу, в принципе, о любом его этапе, о любом его периоде – их было несколько и все они очень разные…».


Ильф и Петров

«Ильф и Петров в последнее время ушли из активного читательского обихода, как мне кажется, по двум причинам. Первая – старшему поколению они известны наизусть, а книги, известные наизусть, мы перечитываем неохотно. По этой же причине мы редко перечитываем, например, «Евгения Онегина» во взрослом возрасте – и его содержание от нас совершенно ускользает, потому что понято оно может быть только людьми за двадцать, как и автор. Что касается Ильфа и Петрова, то перечитывать их под новым углом в постсоветской реальности бывает особенно полезно.


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Аннотации к 110 хорошим книгам

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.