Альтернатива маршала Тухачевского - [40]

— Миша, это настолько важно? — уточнил Григорий Константинович.

— Ты знаешь, я на Империалистической воевал очень недолго, потом попал в плен — начал рассказ Михаил Николаевич.

— В плену я сидел и с нашими офицерами, и с французами. Делать в лагере было нечего, книги были быстро прочитаны, поэтому единственным развлечением было обсуждение фронтового опыта. Естественно, постоянно привозили недавно попавших в плен офицеров, поэтому свежие сведения для обсуждения поступали постоянно.

— Если говорить коротко, то наша армия сделала ставку на трехдюймовки — относительно легкие, не особенно дорогие, с неплохими характеристиками. И все бы хорошо — но пушки плохо приспособлены для навесной стрельбы, их специализация — стрельба по настильной траектории. Кроме того, у трехдюймовок довольно легкий снаряд, всего-то шестнадцать фунтов — он неплохо работает по открытому противнику, но, если враг озаботился сооружением добротных полевых укреплений, то, даже от трехдюймовой гранаты толку мало.

— Да что далеко ходить — вспомни Гражданскую: и мы, и белые в основном использовали трехдюймовки. Пока шли открытые бои, все было неплохо. Но, вот понадобилось штурмовать Перекоп, где врангелевцы закопались в землю — и трехдюймовки оказались почти бессильны, поскольку большая часть вражеских укреплений оказалась в "мертвой зоне", а меньшую часть разрушить слишком хилыми для такой работы трехдюймовыми гранатами было очень тяжело, одного попадания, как правило, не хватало — Ленков сделал паузу, давая Орджоникидзе возможность высказаться.

— В конце концов, Перекоп взяли — и укрепления беляков не спасли — серьезно заметил Григорий Константинович — он не понимал, в чем причина озабоченности друга, но всерьез старался разобраться.

— Взяли — согласился Михаил Николаевич. — Чапаевская дивизия взяла, с третьего штурма, понеся тяжелые потери. Только это не самое страшное, Гриша — страшное выяснилось тогда, когда я не поленился запросить в архиве сведения по врангелевским укреплениям Перекопа. Вот тут и выплыла правда-матушка на свет божий — оказалось, что врангелевцев там сидело не то неполный полк, не то вовсе пара батальонов, и поддерживало их всего-то то ли дюжина, то ли два десятка орудий. А тяжелых орудий у них и вовсе кот наплакал — одна четырехорудийная батарея 42-линейных пушек точно имелась, да, вроде, была пара морских 6-дюймовых пушек системы Канэ. Да сами укрепления, по меркам Империалистической войны — тьфу, плюнуть и растереть, пара линий траншей, пулеметные точки да пара дюжин блиндажей.

— По нашим меркам это очень солидно — не сразу понял друга Орджоникидзе.

— Верно, по меркам Гражданской это сильная оборона — согласился Тухачевский — а по меркам Западного фронта Империалистической, где на направлении вероятного вражеского удара в первой линии сидел полнокровный пехотный полк, у которого пулеметов было втрое против врангелевцев на Перекопе? Наглухо зарывшийся в землю — а не так, как они, на скорую руку? А во второй линии обороны — второй такой же полк? Да непосредственная артиллерийская поддержка у них была — несколько десятков орудий? Да за спиной у них были сильные резервы и мощная тяжелая артиллерия, способная поддержать их участок фронта огнем нескольких десятков орудий, калибрами в 6 и 8 дюймов, а то и поболее?

Орджоникидзе начал трезветь всерьез — повоевал на Гражданской он от души, так что знал, что 25-я Чапаевская дивизия не зря считалась лучшей дивизией РККА. Конечно, он не был кадровым военным — но из описания, данного Тухачевским, даже отродясь не воевавший человек сообразил бы, что нормальную для германской, английской или французской армии времен Первой мировой оборону даже лучшие соединения РККА, с сильной, по меркам Красной Армии, артиллерийской поддержкой, прорвать бы не смогли. Просто легли бы костьми — и все.

— И это не все, Серго — продолжил Михаил Николаевич — из рассказов, что русских офицеров, попавших в плен в 15 и 16 годах, что французов, вынужденных пользоваться германским гостеприимством, где-то с 14 и до середины 15 годов, вырисовывалась одна и та же картина: союзники наступают, даже имея превосходство в дивизионных пушках — а немецкая тяжелая артиллерия ведет заградительный огонь, потом ружейно-пулеметный огонь подчищает тех, кого не срезали осколки. Если попросту — утром отправляют в атаку на германские позиции свежий, полнокровный полк, ну а вечером от него остается людей примерно на батальон.

— У французов и англичан потери стали сокращаться после того, как они, по примеру немцев, стали насыщать войска артиллерией большой и особой мощности — в первую очередь, тяжелыми гаубицами и мортирами.

— Миша, у меня к тебе два вопроса — сказал Серго.

— Первый вопрос — можешь ты мне просто растолковать, что такого особенного в тяжелой артиллерии?

— Второй вопрос — вот у нас с огневыми припасами не сказать, чтобы хорошо — а у наших противников как с этим?

— Серго, для тебя — все, что попросишь — грустно улыбнулся Михаил Николаевич.

— С первым вопросом, если попросту — огневое могущество оружия в первом приближении прямо пропорционально кубу его калибра. Грубо говоря, вот есть у нас трехлинейка — ее огневое могущество принимаем за единицу. Теперь берем трехдюймовку — ее калибр больше ровно в десять раз, стало быть, ее огневое могущество равно тысяче трехлинеек. Ну и для примера, шестидюймовая гаубица — ее калибр вдвое больше, чем у трехдюймовки, следовательно, по огневому могуществу она равна восьмиорудийной батарее трехдюймовок или восьми тысячам бойцов с трехлинейками.