Алтарь Василиска - [4]

– А если людям не понравится, как ими распоряжаются? – спросил практичный Шемма. – Они могут выбрать другого?

– Люди могут заменить главу общины, но не владычицу. Ее правление является пожизненным и наследственным.

– А советника? – Шемма вспомнил опасного Данура.

– Он помогает владычице. Выбирать и отстранять его – ее право.

За разговором Шемма не заметил, как они оказались в просторном овальном зале, превосходившем по размерам зал Пятой общины. Здесь было светло от обилия растений, которые живописно размещались в каменных вазах, покрытых тончайшей геометрической резьбой, плоских, шаровидных, овальных, стоящих на полу и на подставках, подвешенных на цепочках вдоль украшенных барельефами стен. Кое-где на вьющихся плетях мерцали крупные цветы с полупрозрачными, радужно переливающимися лепестками. Шемма сразу понял, что перед ним – те самые травяные картины, о которых рассказывал его провожатый. Вдоль стен тянулись каменные диваны удобной формы, пол, покрытый толстым тканым ковром светлых оттенков, придавал залу уют и мягкость.

– Мы пришли, – услышал над ухом Шемма, заглядевшийся на окружающее его великолепие. – Это центральный зал первой общины. Нам сюда.

Глава общины повел Шемму по одному из коридоров, ответвляющихся от овального зала. С обеих сторон коридора встречались короткие проходы, в глубине которых виднелись занавески, служившие здесь дверьми. Свернув в такой проход, провожатый Шеммы вынул из стенной ниши камень, похожий на пест от небольшой ступки, и постучал им в стену.

Входная занавеска отодвинулась. Из глубины вышел монтарв, ростом и сложением походивший на Шемму. Но сходство было лишь поверхностным – вместо рыхлой упитанной плоти табунщика, не успевшего в скитаниях растерять накопленный жирок, в теле Пантура чувствовалась крепость гранита, в недрах которого он родился, вырос и прожил долгую жизнь. Да и волосы лурского ученого были не белокурыми, а седыми от времени, будто бы запорошенными древней пылью.

Серо-желтые кошачьи глаза с вниманием остановились на человеке сверху.

– Спасибо, Масур, – сказал он главе общины.

Тот ушел. Шемма и Пантур остались вдвоем, молча разглядывая друг друга.

– Это ты знаешь наш язык? – нарушил молчание Пантур.

– Да, – сказал оробевший Шемма.

– Хорошо. Заходи сюда.

Табунщик прошел за дверную занавеску. Внутри не было роскоши центрального зала, к которой подсознательно готовился Шемма. Стол, диван, сиденья, пара лежанок и книги, книги, книги…

– Ты будешь жить здесь, – услышал он голос Пантура.

II

Альмарен шел вдоль ручья на север. Длинные ноги легко переносили его через камни, поваленные деревья и кучи засохших ветвей, намытые весенними потоками. Поначалу он ощущал присутствие Магистра, оставшегося сзади, на лесной поляне у ручья, но постепенно в его подсознание стало внедряться чувство растущего одиночества, одиночества вдали от жилья, среди деревьев, камней и кустарников, среди шорохов, звуков и запахов бескрайнего лесного массива на севере Келады.

В лощине, по которой тек ручей, было влажно и прохладно. Зной засушливого лета не достигал ее дна. Лесной воздух, душистый и свежий, обострял восприятие окружающего мира и в то же время смягчал тревожную настороженность Альмарена, присущую любому живому существу в чужом месте. Альмарен чутко прислушивался к лесным звукам и голосам, но они не казались опасными. Попутный уклон лощины затягивал его и заставлял спешить вперед, возбуждая безотчетное стремление скорее достигнуть ровного места.

Вслед за ощущением одиночества к Альмарену приходило понимание того, что успех дела, жизненно важного для исхода войны, теперь зависит от него, и только от него. До сих пор он во всем полагался на своего старшего друга, с которым не расставался со дня выезда из Тира и решения которого были естественными и неоспоримыми для молодого мага. Теперь на Альмарене лежала и необходимость самостоятельно принимать решения, и ответственность за эти решения. Он озабоченно хмурился, подбирая и пряча свою обычную, чуть рассеянную улыбку, и пытался угадать, как развиваются события там, впереди.

В месте слияния ручья и Руны Альмарен перебрался через неглубокий поток и пошел вниз по вздыбившейся камнями седловине тем же путем, которым сутки назад прошли Лила и Витри. Вечер застал его посреди темно-зеленых, бесконечно тянущихся вдоль реки зарослей болотного лопуха. Краешком сознания, занятого серьезными заботами, Альмарен отметил и улыбнулся тому, как, тесня друг дружку, тянутся к свету эти сочные и пахучие порождения сырости. К вечеру запах листьев сгустился и стал дурманящим, поэтому молодой маг поднялся повыше по склону, где воздух был не так тяжел, и устроился там на ночевку.

Сон не пришел сразу – непривычное чувство одиночества удерживало Альмарена в напряжении и заставляло вслушиваться в ночь. В его сознании медленно потекли мысли-воспоминания о сегодняшнем, бесконечно длинном дне, а затем, уже в полусне, они устремились вперед, к тем двоим, кого ему предстояло догнать.

Как маг, он в первую очередь думал о черной жрице. Женщины-магини были большой редкостью на Келаде. Суарен говорил, что способности к магии встречаются у женщин не реже, чем у мужчин, но на деле все эти женщины предпочитали жить обычной жизнью – иметь семью, очаг, хозяйство, растить детей.