Алтарь Святовита - [25]

Вскоре приглашенные свидетели оказались на палубе возле грот-мачты. Рыцарь не стал проверять личные вещи экипажа, а с ходу предложил Воиноту показать свой кошель. Два золотых августала, абсолютно одинаковые с виду, легли на ладонь Энгельберта. Казначей прикоснуться не посмел, однако маленькими сальными глазенками пожирал блестящее на солнце золото.

– Одна из них фальшивая, вот эта, ― рыцарь указал пальцем на монету, где надпись была с сокращением, ― чеканщик недосмотрел, поленился.

Энгельберт никогда не сталкивался с золотыми августалами, предпочитая серебро. Да и отчеканено их было не так много. Посему и решил, что фальшивая та, на которой надпись короче.

– Я передаю указанную тобой монету для тщательного исследования, – заявил Воинот. – Только каким образом настоящее золото может оказаться фальшивым? Любой меняла с удовольствием отсыплет за нее серебро. А дабы она не пропала или не была подменена, предлагаю при свидетелях положить в мою шкатулку и опечатать.

– Согласен! – подтвердил Энгельберт. – Пусть будет так.

Павел принес бронзовую шкатулку в виде желудя, туда положили монету и ларчик закрыли миниатюрным ключом. После этого вещдок поместили в замшевый мешочек из-под специй, любезно предоставленный Снорри. Шнурок мешочка туго завязали и залили сургучом, на котором барон поставил печать своим перстнем.

Как только процедура была завершена, и мешочек был передан Энгельберту, Воинот отдал команду оруженосцу:

– Павел, седлай лошадей, мы едем к меняле.

– К какому меняле? Судья Дерпта сам разберется в фальшивке, ― вставил свое слово казначей.

– Интересно, а кто ж лучше разбирается в подлинности золота; меняла, ― который каждый день занимается этим, или судья, в чьи обязанности входит только следить за соблюдением закона? ― с издевкой спросил Берлихингер.

– Благородным людям не пристало обращаться к меняле, ― парировал Энгельберт.

– Сразу видно, что к Гробу Господа ты и близко не подходил. В Иерусалиме не считается зазорным пользоваться услугами менял.

Ливонский рыцарь хотел было ответить, но время и так поджимало, а посему просто махнул рукой.

– С меня хватит! Пусть решает епископ. Если потребуется, менялу вызовут в суд.

Воинот, Павел и Энгельберт поскакали к Герману, оставляя позади себя стражников и казначея. Видоки топали следом, надеясь на правоту хозяина судна, который в случае выигрыша дела как минимум выставит пиво, ну а в случае его проигрыша они смогут поведать приятелям о своем приключении. При любом раскладе свидетели оставались в прибытке. Едва процессия поднялась на холм и скрылась из вида, как к пристани подбежал запыхавшийся, с мокрым от пота пятном на груди мужчина, лет тридцати пяти. Он отдышался и, подойдя к сходням, с трудом переставляя ноги, спросил:

– Корабль из Самолвы?

– Да, ― ответил Снорри.

– Мне срочно надо переговорить со Снорри Стурлассоном или бароном Берлихингером. Я ратман Дерпта, Шульц.

Помощника судьи привели в рубку, усадили, дали напиться, после чего он поведал историю, которая расставила все на свои места. Игорь Васильевич томился в застенках монастыря, мерзавец-казначей, явно заинтересованный запутать следствие, ― на свободе, а Воинот как минимум под подозрением. Отдавая должное Шульцу, он сразу сказал, что купец пострадал из-за его невнимательности, отчего уважения к ратману прибавилось.

– Ты сам, непосредственно варишься в этой кухне, должен знать, как решаются подобные дела. Что в таких случаях делают? ― спросил я у ратмана.

– Да ничего сделать нельзя. Арест купца это предлог, для каких-то других, более высоких целей. Я же видел, как Герман поначалу отнесся к моему рассказу, а как только Игорь Васильевич ляпнул, что прибыл на корабле из Самолвы, то сразу переменил свое отношение. Мне кажется, епископ даже обрадовался.

– Понятно. А что делают, дабы освободить из-под стражи до суда? Залог там внести, либо поручительство написать?

– В принципе, ― ратман уставился на бочонок с сухим вином, снабженный краником, выпить ему больше не предлагали, и продолжил свою мысль на сухое горло: ― Можно внести двойную сумму от спорных денег, при условии, что уважаемое лицо приютит арестованного у себя, но против воли епископа никто не пойдет.

– А как же презумпция невиновности?

– Это только для знати, купец, если он не член гильдии, практически бесправен. Тут не Рим, даже не Ливония, ― это Дерптское епископство. Все, что можно, я сделаю. Нужно только серебро для судьи, гривны две, не более.

Пришлось задуматься и мне. Уголовное право в землях Дерптского епископства было весьма туманным. Свод документов в первую очередь касался знати, с ее многочисленными привилегиями, выданными в разное время, как правило, в угоду сложившейся политической обстановке. Но был один момент, который четко регламентировал, что лицо, уличенное в преступной деятельности, нанесшей ущерб, эквивалентный сумме не более трех марок, могло откупиться, внеся шесть марок. Даже если не вдаваться в подробности дела, а Игорь Васильевич был явно не виновен, то семьдесят три монетки никак не превышали трех марок, а точнее, составляли менее половины новгородской гривны. То есть, при умелой постановке вопроса, дело можно было решить одним махом. Купец признавал наличие у него фальшивых монет, полученных в результате торговой операции, соглашался выплатить штраф, а так как злого умысла в его намерениях не было (добровольная сдача фальшивок), то после оплаты был свободен как ветер. Моральная сторона судопроизводства и подлого поступка казначея откладывалась до лучших времен.