Алтарь эго - [47]

– Я не могу вот так взять и бросить его. – Я глотнула воздуха.

– Ну скажи, ты счастлива в жизни? Тебе нравится быть там, где ты есть, когда ты закрываешь глаза, ложась спать, и открываешь их утром?

– Ой, давай о чем-нибудь попроще.

– Почему вы, англичане, так упорно держитес' за свое жалкое, блин, существование? Отворачиваетесь от собственного счастья. – Он повернул меня лицом к себе. – Будь моей судьбой, Бекки.

– Знаешь, трудно поверить человеку, предпочитающему появляться на публике в блестящих парчовых мокасинах, – сказала я наигранно безразлично, наступая ему на ногу.

Не отрывая от меня глаз, он закатал рукав. Там, в зарослях вытатуированной колючей проволоки, мое имя волнообразно извивалось вокруг его предплечья.

– Я хочу быть тв'им единственным мужчиной. Хочу даже больше, чем выступать в «Мэдисон-Сквер-Гарден» в Нью-Йорке.

О боже, банально, но так возбуждает! Что же, черт возьми, со мной происходит?

– Почему ты так боишься определенности? Все девчонки хотят быть влюбленными по уши, тебе ж' надо не по уши, а только по щиколотки, что ли.

Я сделала шаг назад, потому что Роттерман вытолкнул вперед девицу, которая явно не боялась определенности и была готова в любой момент занять мое место.

Убийственной блондинке от силы было лет девятнадцать (сразу видно, что она красила волосы сама и загубила их окончательно – натуральный цвет можно было определить только по генеалогическому дереву). Ее выставленная напоказ грудь в блестках и лайкровые обтягивающие брюки выглядели многообещающе. Возможно, ее дары предназначались всем музыкантам группы. Она поцеловала Зака так, что я испугалась, он задохнется. Я почувствовала, как меня пронзила ревность.

– Селестия отказалась от предложения ассистировать в кулинарной передаче на Би-би-си, потому что она «вегетарианка свободного падения».

– А это что за секта? – спросила я высокомерно.

– Она ест только овощи и фрукты, упавшие на землю, – сказал Ротти с притворной искренностью, – а не те, что жестоко срывают с веток. Пра'льно я говорю, ты моя сладкая щечка?

– И конечно, никакого мяса, – промурлыкала она.

– Так я предполагаю, что на минеты рассчитывать не приходится? – ядовито спросила я.

Сочные губы Зака растянулись в хулиганскую улыбку.

– Ну, Закери вроде не в претензии, – обронил Роттерман как бы ненароком.

Я повернулась к Заку и прошипела:

– Ты спал с ней?

– Но ты ж' спишь со своим мужем.

– Это совсем другое. Зачем тебе спать с… э-э-э… какой-то фанаткой?

– Потому что мне можно, – пожал он плечами.

И он переспал бы с ней еще раз. Пора было действовать.

– Муженек-то знает, что ты здесь? – с издевкой осведомился Роттерман.

– Зак, мы можем исчезнуть отсюда?

– Вот моя гримерка, – указал он на дверь за спиной. – Зайдем выпьем кофе.

Мы вошли в тесную убогую каморку, он повернулся и, опустившись на колени, поцеловал внутреннюю поверхность моего бедра. Всего лишь раз, и мое самообладание улетучилось вместе с трусиками. О кофе не было и речи.

17 Возраст бьет ключом

– Произошло нечто ужасное, – созналась я, когда часом позже мы садились в машину Анушки.

– Ты увидела свою попу сзади? – предположила Анушка, выезжая с парковки на двух колесах и несясь на желтый свет. (Для девушек из Клуба благородных девиц желтый означал зеленый.)

– То есть не совсем ужасное. Удивительное. Произошло нечто удивительное.

– Тебе явился сам Элвис? – пошутила Кейт.

Я опустила солнцезащитную панель с зеркальцем, чтобы наблюдать за ее реакцией, и глубоко вдохнула.

– Закери предложил мне переехать к нему.

Кейт загоготала.

– Дай-ка я отгадаю. Это было как раз перед тем, как он тебя трахнул.

– Откуда ты знаешь?..

– И тебе кажется, что в тебя попала стрела амура…

– Скорее копье, – фыркнула Анушка, ударив ладонью по рулю, а затем стукнувшись бампером о поребрик.

– Энни! Боже мой!.. Сначала я тешила себя мыслью, что это просто секс. Зак всегда говорил, что любит меня, но я никогда ему не отвечала и думала, что, если не буду произносить это вслух, все будет в порядке. Но теперь я ничего не могу поделать: я не могу без него ни в мыслях, ни в постели… Мне кажется, я действительно его люблю… И это ужасно! Кейт опять громко расхохоталась.

– Вот что мне в тебе нравится, великий наш философ! Твои трусики всегда думают.

– Но я серьезно, Кейт.

– Прости, конечно, но люди не занимаются «любовью» у задней стенки на стадионе Уэмбли.

– Откуда ты знаешь? – нетерпеливо спросила Анушка, уставившись на меня. – Ну, в смысле, что ты его любишь?

– Дуреха, смотри на дорогу… – Мы отскочили от бампера припаркованной машины. – Я не знаю. Любовь – как оргазм, – сказала я. – Сложно описать, но ты точно знаешь, что это оно, когда его испытываешь.

– Это не любовь, а похоть, Бекки, вот и все. – Кейт слегка ударила меня по голове. – У тебя всегда не любовь, а похоть. Но сколько обычно длится эта эйфория? Самое большое один-два месяца… Пока ты не познакомишься с его младшим братиком…

– Я думаю уйти от Джулиана.

Анушка резко свернула и увлекла по пути почтовый ящик.

Кейт хлопнула рукой по верху Анушкиного сиденья.

– Ну-ка развернись, тупица. Немедленно. Так, – сказала она, когда машина, визжа, остановилась у двойной сплошной. – Это официальный диагноз. Тебе вместо мозга вшили влагалище.