Алое восстание - [5]

– Все равно хрен выиграете, – ухмыляется Даго, когда вагон трогается с места. – Дэрроу хоть и щенок, но не совсем дурак, он это понимает. Правда, Дэрроу?

– Щенок или не щенок, а задницу тебе надеру! – фыркаю я.

– Ты серьезно, парень?

– Вполне, – подмигиваю я и посылаю ему воздушный поцелуй. – Лавры наши, так и знай. Обрадуй своих сестричек – теперь их черед идти к нам за сахаром.

Наши дружно гогочут, хлопая себя по ляжкам.

Даго хмуро глядит на меня, потом подносит ко рту сигарету и мощно затягивается.

– Это ты! – показывает он мне съежившийся окурок и отщелкивает в сторону.

* * *

Доехав, выгружаемся и бежим всей толпой в душ. В тесном металлическом ангаре прохладно и сыро. Пахнет так, как и должно пахнуть там, где тысячи мужчин регулярно снимают скафандры, в которых они потели и испражнялись на протяжении нескольких часов.

Быстро раздеваюсь, нахлобучиваю на голову резиновую шапочку и иду голый к рядам прозрачных кабинок. Шум насосов, общий гвалт, толкотня – каждый стремится пролезть первым. Время веселья и танцев еще не настало, мы едва волочим ноги от усталости, но кое-где в толпе уже слышно, как отбивают ритм тихие хлопки ладоней, сливаясь с шипением воздуха в незамысловатую мелодию.

Дверь с шипением запирается за моей спиной, музыку становится почти не слышно. Душевая кабинка совсем дряхлая, выходные отверстия в полу заросли волосяной коростой, и приходится стоять боком, чтобы не касаться их. Взревывает мотор, свистит насос, и мощный поток воздуха, насыщенного антисептиком, обдает меня с головы до ног, смывая пот и грязь. Ощущение не из приятных.

После душа расстаюсь с Лораном и Кираном: они отправляются на форум выпить и поплясать в таверне, пока не начались общие танцы. В полночь объявят, кому достались лавры, их торжественно вручат победителю, а потом крабы станут выдавать пайки. Это праздник для всей дневной смены.

Говорят, бог Марс был отцом слез и врагом музыки и танца. Наша колония была одной из первых, возникших под поверхностью Марса, больше всего мы ценим танцы, пение и свою семью. А на легенды с мифами нам плевать. Начальству нет дела до наших развлечений, лишь бы мы исправно копали, обустраивая планету для всех остальных, – но чтобы не слишком забывались, одна песня и один танец все-таки запрещены, за них наказывают.

Для моего отца тот танец стал последним, я видел его всего однажды и песню слышал тоже раз в жизни. Я тогда был еще мал и не все понял – что-то про туман, погибшую любовь и жнеца, который уводит в долину снов. Помню, пела женщина во время казни ее сына – он обвинялся в краже продуктов. Он мог бы стать высоким красивым малым, но еды вечно не хватало. Потом умерла и мать. Люди Ликоса проводили их ритуальным плачем, стуча в такт кулаками в грудь – ритм медленно замирал, как удары сердца той женщины, пока не замер совсем.

Он преследовал меня потом всю ночь, я плакал, лежа без сна на холодном полу в нашей тесной кухоньке, и сам себе удивлялся: почему я плакал теперь, а не когда казнили отца? Потом кто-то тихо царапнул дверь, я выглянул и нашел на пороге бутон гемантуса. Вокруг ни души, только следы маленьких ножек на ржаво-красном песке. Это был второй раз, когда Эо принесла цветы к похоронам.

Песни и танцы у нас в крови, и потому совсем не удивительно, что влюбился я как раз на танцах. Она была уже не крошка Эо, а такая, как теперь. Говорит, что сама влюбилась еще раньше, до гибели моего отца, но я – только там, в дыму таверны, где под звон цитры и раскаты бубнов мелькали ее стройные ножки и развевались рыжие волосы. Тогда-то мое сердце и пропустило пару ударов. Она не делала сальто, не кувыркалась колесом, не пускала пыль в глаза, как остальная молодежь. В ее движениях было столько изящества и достоинства! Без меня Эо ни за что не станет есть. А я без нее не стану жить.

И пускай она подшучивает над моими словами, но в ней сама душа нашего народа. Судьба нас не балует, мы жертвуем собой ради тех, кого не знаем и никогда не видели, – копаем и копаем, готовим Марс для будущих поколений. Немудрено, что все мы немного угрюмы и грубоваты, но доброта моей жены, ее смех и железная воля – то лучшее, что в нас есть.

Эо ждет меня в поселке, где мы живем, в полутора километрах от форума, – одном из двух дюжин поселков, расположенных вокруг и соединенных туннелями. Как и другие, он похож на соты с ячейками, вырубленными в каменных стенах старой пещеры. Камень и земля – это наши стены, полы и потолки. Наш клан – это огромная семья. Эо тоже выросла здесь, буквально в нескольких шагах от моего жилища. Ее братья – такие же, как мои, а отец похож на моего, которого я потерял.

Из переплетения черных и красных проводов наверху свисают лампы, покачиваясь в потоке воздуха, который циркулирует по лабиринту тоннелей. В центре висит прямоугольный ящик с широкими потрепанными экранами на четыре стороны – по ним транслируются передачи Сообщества. И хотя изображение тусклое и расплывчатое, оно заливает темные входы жилищ собственным бледным светом.

От дна пещеры к нашему дому ведет крутая тропинка, поднимаясь на стометровую высоту. Можно подняться и на механическом лифте, но им пользуются только старики и инвалиды, которых у нас не так уж много. Мы с Эо только недавно получили отдельную комнату. Киран с семейством занимает еще две, а мать с сестрой живут в одной на втором этаже.