Алое восстание - [30]

– О, вам предстоит долгий путь…

Не оборачиваясь, беру его за руки. Вырваться из хватки проходчика нечего и думать. Фиалковые глаза встречают мой золотой взгляд. В них трепещет первобытный ужас. Улыбаюсь, чуя запах страха. Так лев смотрит на мышь, загнанную в угол.

– Будь добрее к Эви, Микки. Не заставляй танцевать. Пусть ей будет хорошо, иначе я вернусь и оторву тебе руки.

13 Зло

Маттео – тонкий, как тростинка, с обольстительным изящным личиком. Розовый. Раб для плотских утех, а может, бывший раб. Тем не менее Маттео держится как владетельный лорд – достоинство в каждом шаге, грация и манеры в любом жесте. Не расстается с перчатками, морщит точеный носик при малейших признаках грязи. Культ тела – главное в его жизни, и поэтому Маттео нисколько не смущается, помогая мне обмазывать жидким эпилятором руки, ноги, живот и промежность. Зато смущаюсь я, и вскоре чертыхаемся мы оба: я – от мерзкого зуда, а он – держась за выбитое плечо. Слегка отпихнул его, всего-навсего. До чего же они хрупкие, эти розовые. Если он – роза, то я шипы.

Маттео удовлетворенно оглядывает меня.

– Голенький, как новорожденный младенец, даром что буян, – произносит он со своим лощеным выговором. – Последний писк лунной моды! Осталось капельку подправить линию бровей – они у тебя похожи на гусениц, поедающих гриб, – убрать волосы из ноздрей, сделать маникюр, выбелить улыбку: новые зубы уже желтые, как горчица, – хоть раз чистил? – заняться угрями, у тебя там залежи гелия-3, – поколоть мелатонин – и будешь у нас цвести и пахнуть.

Я презрительно фыркаю:

– Я уже выгляжу как золотой.

– Ты выглядишь как бронзовый! Как фальшивка! А должен стать совершенством.

– Ты охренел, розовый? – усмехаюсь. – Я и так совершенство.

Он шлепает меня по губам:

– Следи за выражениями! Аурей скорее умрет, чем выругается, как грязный шахтер. Чертыхайся на здоровье, но чтобы никакой «хрени» и прочего я больше от тебя не слышал. Тут же получишь по физиономии – не по роже и не по харе, заметь! А если услышу что-нибудь еще грязнее, буду пинать прямо в соответствующее место. А этот акцент… боги, что за акцент! Каркаешь, будто родился на какой-нибудь помойке. – Маттео важно подбоченивается. – Итак, я буду учить тебя хорошим манерам. Общая культура и манеры – вот главное, патриций!

– У меня хорошие манеры.

– О боги! Этот акцент, эта площадная брань! – Перечисляя мои недостатки, он каждый раз тычет пальцем мне в бок.

– Сам бы о манерах вспомнил, хамло сраное, – ворчу я угрюмо.

Маттео сдергивает перчатку с руки и хлещет меня по лицу. Затем хватает с туалетного столика пластиковый флакон и ловко приставляет мне к горлу:

– Твоей реакции, проходчик, пора бы восстановиться. Больно неуклюж, не управляешься с новым телом.

Я кошусь на флакон:

– Бутылкой меня проткнуть собираешься?

– У меня в руках молекулярное лезвие, патриций. Нанопластик, мягкий и легкий, как пушинка, под действием биоимпульса становится тверже алмаза и острее бритвы! Хлыст в одно мгновение превращается в меч и пробивает даже импульсный щит. Излюбленное оружие золотых, другим цветам оно запрещено под страхом смерти.

– Это просто бутылка, идио… – Тычок в глотку заставляет меня разразиться кашлем.

– А если нет? Я счел твои слова оскорбительными, вынул свой хлыст и оборвал презренное существование невежи. Только ничтожные черви в трущобах, где ты родился, защищают свою честь кулаками, а благородные ауреи хватаются за оружие по малейшему поводу. Их гордость не чета вашей: на кону стоит не одно только личное достоинство, а честь всего рода, а то и правящего дома целой планеты! Поэтому оскорбления не прощают, а смывают кровью, и одним расквашенным носом тут не обойдешься. Так что манеры и еще раз манеры, патриций! Только вежливость спасет твою жизнь от моего шампуня.

– Маттео… – хриплю я, разминая пальцами шею.

– Да? – вздыхает он.

– Что такое шампунь?

Честное слово, лучше лишний раз побывать в мясницкой у Микки, чем покорно выслушивать дурацкие поучения. Ваятель меня хоть боялся.

* * *

Наутро явился Танцор и с ходу начал грузить:

– Запомни: ты происходишь из захудалого рода с дальних астероидных поясов. Вся семья скоро погибнет при крушении корабля, и, как единственный выживший, ты унаследуешь их долги и малоизвестное, но гордое имя. Гай Андромедус – так теперь тебя зовут.

– Что за хрень? – кривлюсь я. – Не пойдет. Родился Дэрроу и помру Дэрроу.

Танцор чешет в затылке:

– Дэрроу… слишком редкое для них имя.

– Вы отняли у меня волосы отца и глаза матери, но имя, с которым родился, я не отдам!

– Мне больше нравилось, когда ты не вел себя как золотой, – ворчит Танцор.

* * *

– Главное в трапезе аурея – вкушать пищу не спеша! – провозглашает розовый. Мы с Маттео сидим за столом в пентхаусе, где Танцор впервые показал мне настоящий мир. – Тебе придется участвовать во множестве роскошных пиров с переменами блюд. Основных всего семь: закуски, суп, рыба, мясо, салат, десерт и напитки. – Маттео придвигает к себе поднос, уставленный посудой, и начинает объяснять, как пользоваться разными столовыми приборами. – Если во время еды захочется в туалет, терпи! Аурею не пристало быть рабом собственного тела.