Алмазный остров - [13]

Ольга Григорьевна, как это водилось с ее околпаченными соискателями, его не приняла и велела слугам вышвырнуть его вон, что и было ими проделано с большой охотой.

Тогда купец проник в дом с черного хода. Он почти дошел до кабинета Ольги фон Штайн, когда два лакея взяли его под руки.

– Что такое! – взревел Квасников, но тут из кабинета генеральши вышел сам петербургский градоначальник их высокопревосходительство генерал от кавалерии Николай Васильевич Клейгельс.

– Ты что здесь шумишь? – хмуро спросил градоначальник и недобро посмотрел на Квасникова. – По арестантскому дому соскучился?

– Да я… дыкть… веть…

– Пшел вон! – безапелляционно заявил ему Клейгельс. – И чтоб ноги твоей не было больше в этом доме…

Больше в особняк на Литейном купец Квасников на хаживал. От греха подальше… И притих. Однако потеря тридцати тысяч целковых сжигала его нутро и не давала ему покоя. Он по-тихому стал сводить знакомства с прокурорскими и вышел на некоего Илью Ильича Писемского, дворянина из бывших офицеров, вынужденного уйти в отставку из-за дуэли, случившейся в полку. Илья Ильич только что был брошен любимой женщиной, которая променяла его на какого-то богатого старика, и по этой причине он смертно возненавидел поголовно весь женский пол: особенно доставалось от него хорошеньким молодым дамам и ветреным кокоткам.

– Вот такие они, пироги, – закончил купец свое невеселое повествование.

– Не сладкие, надо сказать, получились пироги, батенька.

Квасников вздохнул и посмотрел Писемскому в глаза.

– И я об том же! – подхватил купец. – Всю Сибирь исколесил. Даже грузчиком пришлось подрабатывать, чтобы набрать денег на обратный путь. Где же это видано!.. Обвели меня вокруг пальца как дитя малое.

– А как зовут сию особу? – раздумчиво спросил прокурорский.

– Ольга Григорьевна фон Штайн, – быстро ответил Квасников.

– Это супруга генерала Федора Карловича фон Штайна? – удивленно поднял брови Писемский.

– Она самая, – подтвердил купец.

– Ну ты, брат, угодил… Доводилось видывать, – как-то непонятно для Квасникова заметил Писемский. – Шикарная особа.

Слово «шикарная» было произнесено с таким оттенком, с каким обычно произносится слово «курва».

«Ну, все, – обреченно подумал купец. – И этот не возьмется тягаться».

Однако купчина ошибся. Писемский не только взялся за это дело, заставив Квасникова написать подробно о случившемся, сняв с него, таким образом, официальные показания, но и занялся сбором материалов на Ольгу Григорьевну. Люди, обобранные ею, отвечали неохотно, а то и вовсе отказывались что-либо говорить, опасаясь связываться с ней и ее всесильными покровителями. Уговаривая, щедро раздавая обещания и даже угрожая потерпевшим привлечением к ответственности за недоносительство, Писемский все же собрал на мошенницу необходимый материал. Потом, несмотря на противодействие генерала Клейгельса, протащил несколько публикаций о делах генеральши фон Штайн в газетах «Новое время» и «Санкт-Петербургский листок», чем подготовил общественное мнение о деяниях генеральши в нужном для него направлении.

Общественность негодовала на нравы правящего класса, разносчики газет выкрикивали на улицах звонкими голосами имя генеральши в соседстве со словами «мошенница» и «аферистка». Теперь можно было открывать против Ольги Григорьевны фон Штайн официальное следствие. Что прокурор Писемский незамедлительно и произвел…

* * *

Профукать триста тысяч рублей с лишком весьма не просто. Для этого нужно огромное желание и сноровка.

Всем этим Ольга Григорьевна обладала в достаточной мере, так что к моменту начала следствия от былых капиталов у нее мало что и осталось. Возвращать потерпевшим утраченные сбережения и «гасить» следствие, как советовал обер-прокурор Священного Синода действительный тайный советник Победоносцев, было уже нечем. Тем паче не на что было купить виллу в Ницце, которую присмотрел-таки для нее мещанин Коковцев. Он слал ей подробные письма, фотографические карточки выбранных им вилл, но Ольга Григорьевна не отвечала. Да и что можно было ответить, коли самая дешевая из выбранных Коковцевым вилл стоила шестьдесят тысяч франков? Конечно, ничего.

Посланник тем временем давно истратил двести рублей командировочных и был с позором выставлен из гостиницы за неуплату суточных. Скоро он дошел до того, что начал воровать ресторанные объедки и натуральным образом побираться. Затем, доведенный до отчаяния, Коковцев решил пешком добираться до дома и даже умудрился каким-то образом перейти две границы. В Румынии он был арестован и отсидел два месяца в бухарестской тюрьме за бродяжничество, покудова не был вызволен из нее российским консулом. Консул же отправил его домой, в Санкт-Петербург.

Обиженный мещанин не стал обивать пороги особняка на Литейном, как не стал и вымаливать у Ольги фон Штайн свои залоговые деньги; прямо с поезда он прямиком отправился в прокуратуру и после недолгих разбирательств был направлен к Писемскому.

Как обрадовался Коковцеву прокурорский! Как жал ему руки, поздравляя с возвращением домой! Как радушно угощал его чаем с мягкими бубликами, поил кофеем и анисовой водочкой! Потому как следствие, которое завел на Ольгу фон Штайн Илья Ильич, шло ни шатко ни валко и всячески тормозилось многочисленными друзьями дома фон Штайн. А тут вдруг такой неожиданный свидетель! Подарок судьбы, ни больше ни меньше. К тому же готовый рассказать все, не опасаясь никаких последствий, поскольку после румынской тюрьмы человек вообще мало чего боится.