Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра - [36]

Для Ошо было чрезвычайно опасно выезжать из города, поэтому саньясины решили провести в лес дорогу внутри нашего участка. Но работа шла очень медленно. Строители успевали проложить лишь небольшой кусок дороги, как их тут же вызывали на другие работы, а потом шел дождь, и дорогу размывало так, что приходилось начинать все с начала. К 1984 году было проложено пятнадцать километров, и каждый день Ошо ездил по этой дороге, оказываясь все ближе и ближе к лесу. Поездки были превосходными, но леса все еще не было видно.

Ошо уехал из Раджнишпурама раньше, чем дорога была достроена. Миларепа и Вимал строили ее с самого начала проекта. Они были близкими друзьями. Тогда чувство юмора и невинность Вимала еще не достигли своего расцвета. Часто смешить Ошо и всех нас он начал позже. Однажды он пришел в Будда-холл – зал, где мы собирались вечерами, – в женском сари, изображая Манишу, а в другой раз – на дискурс в шкуре гориллы. Но тогда, в Раджнишпураме, Вимал и Миларепа строили этот небольшой «хайвей» вдалеке от всех дорог. Они хотели, чтобы их Мастер увидел лес. Они трудились так долго и так усердно, что, когда настала пора уезжать из города, они решили остаться и довести дело до конца на случай, если Ошо все же вернется.

Время шло, и энергию саньясинов уже было не удержать. Нам было мало просто стоять на обочине дороги, сложив руки в намасте, когда Ошо ехал на своей машине. Однажды, когда он в очередной раз отправился на прогулку, небольшая группа итальянских саньясинов выстроилась вдоль дороги и начала играть музыку. Ошо остановился и стал слушать прекрасную мелодию. Через неделю вдоль всей дороги стояли музыканты в красных робах, пели и танцевали. Их ряд тянулся от ворот Лао-цзы, через небольшую дамбу, до пруда Басе, вдоль пыльной дороги мимо Мандира Ошо, через центр Раджнишпурама и уходил вверх в горы. Так начались наши неистовые празднества, которые случались каждый день в течение последующих двух лет и в жару, и в холод. Это был спонтанный взрыв радости людей, которые хотели выразить свою любовь к Ошо так, как умели.

Со всего мира нам стали присылать разные музыкальные инструменты. Самыми любимыми стали огромные бразильские барабаны, но были и флейты, скрипки, гитары, тамбурины, маракасы разных размеров, саксофоны, кларнеты и трубы – у нас было все. А те, у кого не было инструментов, пели песни или просто подпрыгивали на месте.

Видя своих людей счастливыми, Ошо улыбался и ехал всегда очень медленно, так что пришлось специально настраивать мотор его «роллс-ройса». Ошо размахивал руками в такт музыке и останавливался то у одной группы музыкантов, то у другой. Маниша, одна из его медиумов, которая теперь стала еще и «писцом» (как Платон при Сократе), тоже была среди небольшой группы. Ошо часто останавливался около нее, и я видела, как она растворялась в безудержном, экстатическом вихре цветных лент и радости. Ее длинные темные волосы развевались на ветру, ее тело подпрыгивало, но взгляд был неподвижен, ее темные глаза смотрели прямо в глаза Ошо. Еще Ошо любил останавливаться около Рупеша, играющего на бонго. Наблюдать за тем, как Ошо играет на барабане через Рупеша, было каждый раз удивительно и смешно. Это зрелище было каким-то запредельным.

Несмотря на то, что вдоль дороги звучала разная музыка, от индийской до бразильской, в этом во всем была какая-то своя, особая гармония. Ошо мог ехать вдоль празднующих целых два часа, потому что останавливался рядом со всеми, кто действительно растворялся в музыке и танцах. Машина обычно раскачивалась в такт его движениям. Я всегда удивлялась, откуда в его руках столько энергии, что он может размахивать ими, не переставая, так долго.

Эти поездки были наполнены ощущениями близости и силы, подобно даршанам. Иногда я сидела в машине вместе с Ошо и могла видеть лица людей. Если когда-нибудь и был смысл спасать нашу планету, то именно ради таких моментов. Саньясины, стоявшие вдоль дороги, даже не представляли, какими красивыми они были. У меня часто наворачивались слезы на глаза, и однажды Ошо, услышав мои всхлипывания, спросил:

– Ты простыла?

– Нет, Ошо, я плачу.

– Мммм. Плачешь? А что случилось?

– Ничего, Ошо, просто это очень красиво. Американцы ведь не смогут разрушить все это, правда?

У Ошо были большие проблемы с зубами. Ему нужно было лечить девять корневых каналов. Во время лечения он, конечно, как всегда старался извлечь пользу из всего происходящего. И хотя он находился под влиянием анестезии, он все время говорил. Девагиту, его дантисту, было непросто работать с постоянно двигающимся ртом. Мы поняли, что его слова стоит записывать. Так мы и сделали. За время лечения Ошо наговорил целых три книги: «Воспоминания золотого детства», «Книги, которые я люблю» и «Записки сумасшедшего». И все эти книги великолепны.

Однажды, когда мы с Ошо отправились на прогулку, на дороге появились ковбои и бросили в машину камень. Они промахнулись, но я их хорошо разглядела. В то время за машиной Ошо следили наши охранники, но никто из пяти человек ничего не видел, хотя я и вызывала их по рации.

После прогулки меня вызвали в Джизес Гроув (дом Шилы) и попросили рассказать о случившемся. Я была героем дня! Мое эго раздулось до небес. Я чувствовала прилив энергии. Все внимание было направлено на меня. Я надавала охранникам советов относительно того, как им лучше работать. Наше собрание закончилось к обеду, и я пошла на автобусную остановку. Ожидая автобуса, я чувствовала себя на высоте и болтала без умолку. Я была очарована собой. Но вдруг меня как обухом по голове стукнуло, я поняла – вот оно какое – сладкое ощущение власти. Это наркотик, на который люди подсаживаются как на крючок и в итоге продают свою душу.