Алмазная пыль - [8]
Профессорша. Ошиблась я в вас или вы во мне?
Извозчица. Сразу-то оно и не разберешь. Потому как та была гунявая, а и ваша милость… не в обиду будь… да и дворничиха говорит, лови ее, шилохвостку, это вашу, значит, милость, не вашу то есть, а, к примеру сказать, ежели… на чаек бы, потому как здесь ошибка, так мне с вас гривенничек за бесчестье.
Степка. Пошла ты вон, пьяница. Вот кликну швейцариху. Она те в три шеи. (Выталкивает извозчицу из двери.)
Профессорша (присматриваясь к Степке). Какой вы… хи, хи. Бантик у вас на шейке, хи… хи… малявацька вы холосенькая, тю-тю-тю…
Степка (в страхе подгибает колени). Госпожа профессорша… Чего-с… Сию минуту-с… О господи, наваждение египетское…
Профессорша (семенит ногами к Степке и берет его за подбородок). Тю-тю-тю…
Петр Николаевич (вбегая). Лили! Лили! Что здесь такое? Зачем тебя вызывали?
Профессорша. Чего ты суетишься, Петруша. Я деньги платила извозчице.
Петр Николаевич. Какой извозчице?
Профессорша. Гм… трудно определить… Кажется, пьяной.
Степка. Это они извозчице платили, которая вас, значит, сюда привезла…
Петр Николаевич. Как – сюда привезла? Ведь мы же на своих приехали, в коляске!
Профессорша. Ну да, ну да… Она и сама говорила, что ошиблась. Не суетись, Петруша, все в порядке…
Петр Николаевич. А зачем ты сейчас этого горничного за шею держала?..
Профессорша. Я… я… я думала, что это ты… Он так справа зашел, понимаешь? И ты часто справа стоишь, и… и здесь получилась иллюзия… рефлекторный обман правой половины левого мозгового полушария… Явление, которое нужно будет еще разработать…
Петр Николаевич. Ах нет, не нужно, не нужно! Ты не разрабатывай, пусть лучше кто-нибудь из ассистенток…
Уходят в столовую. Степка – в другую дверь. Через минуту из той же двери входит денщиха.
Денщиха. Ишь… не в те двери попала. (Заглядывает.) Столовая там. Господа питаются… Генеральша-то моя чвакает – аж сюда слышно.
Степка (входит с блюдом). Ай!..
Денщиха. Степану Ильичу, наше вам. Глаза нале-во! Куды вы эдак рысью марш направляетесь?
Степка (отмахиваясь блюдом и роняя котлеты). А ну вас! Как сюда попали?
Денщиха. Перекусила малость и запила малость перекусочку-то. Федорушка поднес. Хорош Федорушка-то, а ты, Ильич, еще лучше (убежденно), ты, Ильич, – ягода. И я всегда согласна тебя осчастливить. Ты мое честное имя трепать не будешь, поведение твое самое выдающееся. А я всегда за себя постою. Слыхал нашу солдатскую песню? (Поет и приплясывает.)
А вашу мужчинскую скромность ценю. И за вас грудью всегда пойду на всякого супостата. Грудью! Так точно-с! А вы меня за то всегда можете угостить-с. (Поднимает с пола котлету, вытирает обшлагом и ест.) Потому, как поется у нас в песне: «И за любовь мою в награду ты мне слезку подари!..»
Степка (подбирая котлеты на блюдо, денщиха помогает, вытирает котлетки рукавом). О господи, Соломонида Фоминишна! Да ведь мы к вам завсегда… Ой, господи, никак, идут. (Бежит с блюдом в столовую.)
Денщиха уходит. Из столовой быстро выходит отец. За ним тетя Маша, за ней гурьбой остальные.
Тетя Маша (с бутылкой шампанского в руках). Нет, Шурочка, ты должен покориться. Это старинный польский обычай. Когда мы стояли в Польше, у нас ни один обед без этого не обходился. Всегда перед пирожным кто-нибудь предлагал выпить из сапожка хозяина дома.
Отец. Но ведь мы не в Польше… Мне так неловко.
Все. Пустяки! Нужно! Что за глупости! Это так весело! Оригинально! Обычай!
Мать. Ну, полно кривляться! Сам радешенек. Снимай сапог! Чего ломаешься?
Отец садится и медленно стягивает с ноги высокий сапог.
Тетя Маша. Ну, вот и отлично! Давай сюда! Вот так. (Выливает бутылку в сапог.) Степочка! Тащи, дружок, еще бутылочку! Еще две! Две тащи! Постой, тебе самому не откупорить – Катя, помоги ему.
Выливает еще две бутылки. Сапог растягивается в вышину.
Давай еще две.
Мать (тревожно). Может быть, одной довольно? Эдакая прорва… Ну и размер…
Тетя Маша. Лей еще! Вот так, за здоровье прекрасных мужчин! Ура! Пью первая!
Профессорша. Я! Я первая. Я не могу пить после вас! У вас во рту, наверное, всякие молекулы… Мне не поднять… Помогите… Подоприте снизу…
Тетя Маша поднимает сапог за каблук, вино выливается на профессоршу.
Профессорша (захлебываясь). Ай, тону! Тону! У меня очки всплыли! Спасите! Я жить хочу!
Петр Николаевич рыдает у нее на плече.
Мать (Маше). Что ты наделала!
Отец. Ужасно! Ужасно! Такую массу вина вылить…
Тетя Маша. Виновата, виновата. Я ведь по вашему же указанию желала услужить, хе, хе. Расскажу вам по этому поводу одну историйку. Факт, но верно. Была, видите ли, одна бригадная генеральша, страшнейшая ругательница; так она, знаете ли, ругалась до такой степени…
Отец. Мари, ле-з-анфан!..[8]
Тетя Маша. Ах, виновата, виновата, не буду!
Петр Николаевич (вытирает жену носовым платком). Едем домой, дружок, ты отдохнешь, просохнешь.
Профессорша (трет глаза и хнычет). Все равно! Очки уплыли… И главное, так вредно после обеда это холодное обливание. Если бы перед обедом, я бы даже была благодарна. И в платье тоже нехорошо. Зачем было делать в платье? Надо было раздеться…
