Алмаз, погубивший Наполеона - [36]

Мятеж подавили, и Питта за его верность король Георг назначил губернатором Ямайки. 19 июня 1716 года Питт отправился поцеловать руки у короля, принца и принцессы в знак того, что он принимает назначение. Предполагалось, что он уедет еще до конца лета, и он начал изучать географию и историю тропического острова. В декабре он все еще спорил о том, какова будет его власть, а месяцем позже Франция сообщила ему, что ее интересует «le Grand Pitt». Начались переговоры, и представителем другой стороны стал Джон Лоу.

9 1717: ГОД КАМНЯ

По требованию регента Джон Лоу наносил визит герцогу Сен-Симону каждый вторник в десять часов утра. Обычно он оставался на полтора часа, иногда на два. Великолепная карета Лоу везла его по парижским улицам, многолюдным и возбужденным — все из-за него — и полным обычного шума. Он так и не привык к постоянному звону колоколов, которые все еще были католическими и чуждыми для него. Иногда он затыкал уши пальцами, но только не в этот летний день 1717 года — руки у него были заняты небольшим квадратным предметом, который он держал очень крепко.

Он проехал мимо тюрьмы, где теснились узники, ожидающие отправления в порт. В Америке только что заложили город Новый Орлеан, названный, конечно, в честь регента. Были нужны люди, которые должны поселиться там и на всех огромных территориях вдоль Миссисипи, объявленных Лассалем владениями великого монарха (тех самых, которые император продаст обратно Америке в 1803 году). Узникам предстояла погрузка на корабли вместе с «невестами Миссисипи», и это тоже было из-за Джона Лоу.

Полы сюртука Лоу, затканные золотыми лозами с усиками, были расправлены на сиденье, сам он покачивался из стороны в сторону, длинные пальцы сжимали предмет, лежащий на коленях. В голове у него стремительно мелькали расчеты и результаты; на его туфлях сверкали бриллиантовые пряжки. Он велел кучеру остановиться, чтобы купить печеного картофеля. Рассчитываясь, он крепко зажал предмет под мышкой. Уличная торговка пришла в восторг при виде прекрасного иностранного принца, а картофель стоил столько же, сколько и неделю назад. Лоу швырнул его на дорогу.

Старинные дома клонились над ним с обеих сторон узких проездов, готовые рухнуть и разбросать своих певчих птиц, горшки с цветами и все тайны. По обеим сторонам мостов дома словно целовались, когда он переезжал на левый берег. Главные улицы были так забиты людьми, что каждый день растоптанных горожан приносили в морг и клали рядом с теми, кто утонул в Сене.

Карета Лоу въехала в ворота и на подъездную аллею особняка Сен-Симона, носившего название «Стойкость».

Лакей доложил о monsieur Las. Сен-Симон, выйдя навстречу Джону Лоу, заметил предмет, который тот нес, но спрашивать ни о чем не стал.

Джон Лоу явно огорчился. Он едва приподнял шляпу, что оскорбило Сен-Симона, и он почти забыл уступить ему дорогу, когда они проходили в двери. Герцог был шокирован, и его голова тряслась у плеча Лоу. Как сказал ему покойный король, он слишком скор на обиду, особенно когда дело касается титулования. Как новоиспеченный аристократ, он уделял этому слишком много внимания. Никто не поднимал большего шума по поводу почтительности и не ценил более возможности держать салфетку Людовика Четырнадцатого во время причастия или свечу, когда король ложился в постель. В этом он был полной противоположностью регенту, о котором историограф Дюкло писал: «Личное превосходство позволяло ему не гордиться своим положением».

Для Сен-Симона эти встречи с Лоу были тяжелой обязанностью. Лоу постоянно озирался по сторонам, будто подозревая всех и вся. Сен-Симон никогда не был уверен, какое яйцо высиживает Лоу, и подозревал, что таланты Лоу, как и таланты регента, определяют его ошибки.

Лоу эти утренние встречи были нужны, чтобы провести своих сторонников в парламент, улучшить разговорный французский и узнать сплетни о стране, обогащением которой он был занят. То была очень полезная близость.

— Готовы ли вы дать мне урок, Monsieur le Duc,[39] — сказал он со своим ужасающим шотландским акцентом. — Что я сделал на этой неделе неправильно?

Маленький герцог взъерошился, потому что почувствовал, что его не принимают всерьез.

Как то бывало каждый вторник, Лоу попытался заинтересовать Сен-Симона предложением сделать состояние, приняв участие в его банке и в «Миссисипской компании».

— Луи, — начал Лоу, и Сен-Симона передернуло, когда его имя употребили без всяких церемоний, — я сохранил несколько акций для вас и госпожи герцогини…

Лоу приподнял локон парика и начал накручивать его на палец, — привычка, которая вызывала отвращение у Сен-Симона своим легким намеком на чувственность.

— Весьма губительная приманка, — сказал Сен-Симон и снова принялся объяснять, что он отвергает самую мысль об обогащении за счет других.

Лоу заверил его, что любой может купить акции и заработать на своих деньгах даже тысячу процентов, и он может встретиться со всеми держателями бумажных банкнот.

— То, что годится в республике, никак не может сгодиться в нашей монархии, где самые разные причины способны подорвать такую систему, — сказал Сен-Симон.