Альма - [135]

22 сентября возникла проблема с русскими ранеными, которых не успевали по разным причинам погрузить на транспорты. Более 200 из них уже умерли, остальные лежали среди нечистот и гноя, страдая от отсутствия должной заботы.^{951}

Флот готовился к выходу, армия тоже, и заниматься этими беднягами было некогда и некому. Было принято решение не оставлять их на произвол судьбы. Раненых передавали на попечение младшего врача 44-го пехотного полка Джеймса Томсона с одним помощником. Часто говорят, что это был слуга, но это не соответствует истине. С медиком остался рядовой Джон Марж, солдат этого же полка. Им оставили некоторое количество медикаментов, а также продукты, в том числе 10 мешков сухарей, 4 бочонка рома, чай, сахар.^{952}

Если мы пишем о сражении на Альме, то мы просто обязаны сказать о маленьком подвиге духа этого человека. Именно так назвал действия врача Рассел в одном из своих первых репортажей в «Таймс» из Крыма.

30-летний врач в течение 4–5 дней боролся за жизнь каждого из русских солдат. Когда потребовалось пополнение запаса продуктов, он приобрел у местных татар корову и отдал ее на мясо для пленных. 60 человек, спасти которых не удалось, Томсон с помощником похоронили. После ухода армии возникла опасность, что появившиеся на поле русские казаки просто убьют англичан, но раненые русские офицеры заверили медиков, что ни в коем случае не допустят этого.

Некоторое число раненых русских солдат и офицеров, чтобы не обременять свою медицину заботой и лишними расходами и без того дефицитных медицинских средств, было решено вернуть под попечительство России.

Через несколько дней транспорт «Эйвон» подошел к берегу. Все оставшиеся к тому времени в живых раненые были погружены на его борт. Доктор Томсон и Джон Марж сопровождали их до Одессы, где 342 человека из числа взятых в плен раненых^{953} передали в руки российских властей.

Томсон и Марж направились в свой полк, но славный человек, оставивший в Англии жену и троих детей, никогда больше не вернулся в строй. Сказалось чрезвычайное напряжение сил, обострившее затаившуюся болезнь.

Он умер от холеры 5 октября 1854 г. в Балаклаве, на следующий день после того, как сошел с борта корабля. В его родном городке Кромарти на кладбище Гранд Форрес установлен памятник — монумент, деньги на который выделил муниципалитет. На плите выбиты слова: «…в дань человеку, чья жизнь была полезной, а смерть стала славной». В местном колледже студенты за успехи в учебе стали получать именную «Стипендию Томсона».

Джон Марж сделал достойную солдата карьеру в 44-м полку, с отличием закончив службу.^{954}

Вскоре после окончания сражения начали рождаться и первые мифы. Некоторые даже красивые и романтичные. Один из них — о якобы приехавших полюбоваться на «игру в войну» севастопольских и симферопольских знатных дам. Что послужило основанием для этого, сказать трудно. Но то, что его подогревали прежде всего сами союзники — несомненно. Например, офицер Шотландской гвардии Фредерик Стефенсон писал матери, что как сувенир с места несостоявшегося пикника на Альминских высотах подобрал роскошное перо со шляпки одной из таких барышень.^{955}

Думаю, это не более чем высокий художественный штрих на куче человеческого мяса. Зачем нервировать маму…

Но не все предпочитали плен и возможный покой вдали от России возвращению в строй. С изуродованным пулей лицом рядовой Владимирского пехотного полка Иван Андреев сумел незамеченным уползти с поля сражения и после нескольких дней невероятных мытарств и страданий он вернулся в полк.^{956}

ПОТЕРИ

«Буди воля Божия: ты и твои подчиненные исполнили долг свой, как смогли; больно неудачи, но еще больнее потери!»

Император Николай I — князю А.С. Меншикову после проигранного сражения па Альме.

Пришло время поговорить о скорбном. Пока речь пойдет об оборванных жизнях и изуродованных телах, души будут искалечены совсем скоро.

Сразу хотелось бы оговориться, что информация по потерям у различных авторов, историков, исследователей, участников и в различных источниках весьма разнится, и я не могу утверждать точно, какая именно является истинной. В то же время нет смысла «гоняться» за точностью до единицы с таким упорством, будто от этого зависит судьба войны. Существует масса документов, в том числе полковых отчетов, в которых данные отличаются от официальных и, тем более, неофициальных. В целом учет потерь во всех армиях, участвовавших в Крымской войне, был поставлен из рук вон плохо. В лучшую сторону можно поставить, пожалуй, только французский контингент. Это обусловлено социально-политической ситуацией в стране, где призванные в армию люди были прежде всего гражданами Франции, а не недавними крепостными (как в России) или отбросами общества (как в Англии), одетыми волею судьбы в солдатский мундир. Расхождения в цифрах, даваемых различными источниками, следует отнести прежде всего к тому, что точный подсчет потерь не был свойствен ни одной из сторон, принимавших участие в сражении. У русских же он был всю войну приблизительным, отчего цифры убитых и умерших от ран мы никогда не узнаем.