Альма - [125]

Если круглая русская пуля, столкнувшись, пройдя через мышечную ткань, с костью, теряла значительную часть своей энергии и могла попросту упереться в нее, то пули из нарезного оружия, выпущенные с дистанции более 200–300 метров, деформировались и наносили страшные повреждения коллатеральным тканям.[84] Иногда, потеряв устойчивость, начинали кувыркаться, дробя кости.

Мягкие безоболочечные пули обладают высокой пластичностью и при контакте с мягкими биологическими тканями тратят часть энергии на собственную деформацию, тем самым увеличивают время воздействия и мощность удара. Это обстоятельство послужило одной из причин того, что Гаагская декларация (1899 г.) запретила использование для поражения человека пуль, сплющивающихся в теле.

Как и у союзников, часто причиной смерти становилась не сама пуля, а занесенная с остатками грязной одежды зараза. У одного русского солдата, подобранного французами, было проникающее ранение в грудь. Вскоре он умер. Вскрытие показало, что все его внутренности были поражены бактериями, вызвавшими мучительную смерть.^{889}

Сепсис был явлением массовым, так как во время боя солдат имеет на себе различное дополнительное снаряжение. Его детали также проникали внутрь тела через раневые каналы. Никаких эффективных средств противодействия ему медицина того времени еще не знала.

И, конечно, не будем забывать, что при преодолении огнестрельным снарядом предметов одежды, содержимого карманов, при взаимодействии пули с плотной преградой предметы могут частично или полностью разрушаться. Образующиеся при этом осколки и фрагменты способны причинять дополнительные повреждения.

Такой же способностью обладают и обломки костей, поврежденных пулей. Все эти поражающие элементы носят название вторичных снарядов.^{890}

Ранений от артиллерийских снарядов было у русских меньше, в основном это была работа французской артиллерии.

ПЕРВАЯ МЕДИЦИНСКАЯ ПОМОЩЬ РАНЕНЫМ: АНГЛИЧАНЕ

Врачам хватало работы и под свист снарядов, но когда он прекратился, ее стало кратно больше. Как только замолкли пушки, медицинский персонал союзников начал оказывать помощь пострадавшим, не разделяя их на своих и врагов. Как вспоминал помощник хирурга 23-го Королевского Уэльского фузилерного полка Сигер Холмс: «…я не знаю, как я дошел на своих подкашивающихся ногах к первой попавшейся палатке. Весь вечер и большую часть ночи мы работали при слабом свете фонаря, выполняя нашу печальную задачу, то отнимая члены, то зашивая раны, качая головами над теми, кто уже был мертв, и разводя руками перед теми, кому уже ничего нельзя было сделать, чтобы облегчить их последние часы, кроме как глотком воды или алкоголя. Я потратил час или два, разъезжая по полю сражения и развозя медикаменты, и таким образом увидел поле лучше, чем многие другие …Всюду по южному берегу Альмы сносят мертвых, умирающих и раненых, некоторые из них тихо стонут, некоторые кричат. Как я смог оценить, имелось 8 000 человеческих тел, из которых не менее четверти были мертвые. На каждого англичанина приходилось трое русских. Отделить раненых от мертвых было достаточно тяжело. Наша работа была далека от завершения, когда я был вынужден искать возможность отдохнуть…».

От усталости и перегрузки эффективность работы врачей страдала сильно. Тот же Холмс вспоминал: «Глаза жгло, руки тряслись, мы испытывали смертельную усталость, и больше убили людей операциями, чем спасли».

Медики, особенно английские, были в основном недавними выпускниками медицинских учебных заведений, прошедшими короткое обучение в течение 12–18 месяцев. Адъютант лорда Раглана ужаснулся картине, увиденной им на одном из медицинских пунктов английской армии, развернутом в сгоревшем Бурлюке. В своем письме домой он говорил «…о хирургах с руками в крови, о сложенных на соломе только что ампутированных руках и ногах, о полах, скользких от крови».^{891}

Е. Тарле приводит слова хирурга: «Эти два дня я решительно купался в крови. Никакое описание не может передать всех ужасов этого поля сражения; мертвые, умирающие, лошади, ружья, лафеты, тела без голов, туловища без ног, раны такие, что у меня кровь стынет в жилах при одном воспоминании о них… Право, я ни с чем не могу лучше сравнить поле битвы в эти два дня, как с бойнею…».

Хирург военного корабля “Niger”, направленный в помощь медикам на “Colombo”, вспоминал, что на 650 раненых и больных на его борту, включая даже нескольких русских, было всего три врача, включая его: «у меня было столько работы, что не хватало времени даже для обеда… Я за один день сделал столько операций, сколько врач в Лондоне не делает за год».^{892} Воспоминания помощника хирурга корабля «Везувий» Ричарда Армстронга категорически невозможно читать, будучи брезгливым и слабонервным.

Медики столь самоотверженно делали свою работу, что по праву отмечались в полковых летописях наравне с другими героями сражения. Разница была лишь в том, что те, кого они сейчас спасали, проявляли доблесть, убивая, врачи же проявляли доблесть, возвращая к жизни. История 23-го полка упоминает как героя сражения своего хирурга: «…усердие и способности мистера Ватта заслуживают похвалы, а доброта и внимание, проявленные к раненым солдатам полка Харрингтоном, помощником королевского поставщика продовольствия, добровольно оказавшим свою бесценную помощь в полевом госпитале Королевский уэльский фузилерный полк должен помнить всегда».