Аллея всех храбрецов - [103]

– Вы, наверное, в курсе дела. В КИСе идут проверочные испытания. И по ходу их возникают разные вопросы и по вашей части. Так что некоторое время придётся походить в цех. Узнайте, когда нужно появляться. Главное, следует быть на месте во время испытаний, чтобы не было замечаний.

Сначала от Мокашова ничего не требовалось, и он сидел рядом со Славкой возле испытательных пультов системы и даже вопросами мешал. Но затем всё закрутилось каруселью, и он лишь вспоминал о своей тихой комнате и шахматах в обед.

– Ну, как, теоретик, – говорил Славка, – это тебе не пиво со шпикачками.

На работе теперь они почти не расставались. И даже уходя из цеха, шли вместе от проходной..

Дни испытаний мелькали, как колёса проходящего поезда: не на чем взгляд остановить. В памяти оставалось лишь утро, когда Мокашов вскакивал от внутреннего толчка. Вскакивал, бежал в ванную, засовывая голову под кран. Потом завтракал, и то было еще его личное время. В голову его приходили разные посторонние мысли, и о работе он старался не думать.

Он брился, одевался и выходил из дома, доходил до скверика, где ожидал его Славка. И это то же было ещё его личное время. Появлялся Славка, и они шли через сквер, и пока говорили о постороннем. Но затем кто-нибудь не выдерживал, они начинали спорить, и с этого момента начинался их сумбурный, напряженный трудовой день, заканчивающийся поздно вечером.

Собственно, по их системе работы может быть и было всего на два-три часа в день. Но то там, то тут возникали задержки по вине того или другого отдела. В журнале испытаний они так и заносились: задержка по системе терморегулирования – СТР, и эстээрщики бегали с выпученными глазами, и волновались, потому что держали всех.

Но даже нормальные испытания с неизбежными повторами, как при съёмке кино, тревогами и непременной ответственностью, с необходимостью моментального ответа на любой вопрос, изнуряли их полностью. Несколько раз в КИСе появлялся Главный, но по их системе в это время, слава богу, не было замечаний.

Сначала их разбили на смены. Но получилось, что свободный от смены не мог усидеть на месте и обязательно тащился в цех: посмотреть всё ли в порядке и как дела? Подключать новых было бы бесполезно. С ними вышло бы больше мороки.

– Нет, никого не надо, – отвечал Славка на вопрос Иркина, – ничего, вроде бы, и теоретик, оказывается, человек.

Мокашов был рядом, он слышал ответы Славки, но ничего не говорил. Звонили они из кабинета начальника КИСа, и здесь громко был слышен голос диспетчера по громкой связи, гремевший на весь цех.

Последние дни по-разному сказались на каждом из них. Мокашов стал удивительно рассеян, а Славка молчалив. Они договорились о возможности хранить всю испытательную техдокументацию в сейфе, рядом с баррикадами пультов, и это облегчало дело. Теперь не нужно было бегать полдня, разыскивая нужную инструкцию, и приходить в ужас от того, что кто-то её уже востребовал и унёс. Мокашов быстро находил нужное, и без слов показывал Славке.

Он и сам замечал в себе некую перемену: сделался спокойней и ответственней, не реагировал на каждой дребезг, и определяющие всё больше считались с ним.

– Ну, теоретик, – говорил Славка, – Беги, советуйся со своим начальством.

– Ты о чем? – спрашивал Мокашов и, как правило, отвечал:

– Это не по нашей части.

– Смотри, закопаешься. Лучше в отдел позвони.

– Думаешь, лучше?

– Только не напутай. Берешь на себя всю полноту ответственности?

Но Славка понимал, что Мокашов теперь машину знает лучше других и разбирается в документах, а документы более надежный источник, чем слова.

– Не суетись, покажи Вадиму. Отчего не посоветоваться с умными людьми?

– Ничего, – отвечал Мокашов, – перебьёшься.

Теперь по большинству вопросов, минуя Вадима, обращались прямо к нему.

Несмотря на некоторые задержки, они даже опережали график испытаний, и в целом дело уже шло к концу. Но в этот день испытания затянулись. Несколько раз давали отбой по вине пятого отдела. Не проходила команда на отстрел антенн. Все порядком устали, и когда прозвучала команда отбоя, до Мокашова не сразу дошло, что это всё, конец.

Он сидел согнувшись, заторможенный и по-прежнему смотрел на пульт, так что Славке пришлось его одернуть:

– Заснул? Прощайся с объектом. Теперь встретишься с ним разве что на космодроме. Отверни разъемы, а я сие мгновение…

Мокашов поворачивал разъемы пульта и думал: "Отчего они не отвёртываются?" Он потянул и увидел, что уже давно впустую вращал.

"Сейчас бы музыку, – подумал он. – Марши, чтобы в горле щипало. Да, и поесть не помешало". В КИСе убирали стенды, было тихо, часть ламп уже успели выключить и в зале стало полутемно.

– Куда это Славка подевался? – рассуждал сам с собой Мокашов. Он отнес и сдал уже пульт на склад, и теперь сидел в раздевалке и с тоской смотрел на черные плоскости окон. Кругом копошились люди. Казалось, из них вынули стержни, и от этого они сделались мягкими и усталыми. В раздевалке снимали халаты, надевали плащи, курили.

– Не тебя ли? – толкнул Мокашова представитель приёмки, с которым они попеременно курили оставшуюся сигарету. – Слышишь, Мокашов.