Алькатрас и Пески Рашида - [12]

— Не вижу большой разницы. — Если честно, я был разочарован. — Комната даже красноватой не стала.

— И не должна была, — невозмутимо ответил дедушка Смедри. — Оттенок Линз происходит от Песков, из которых они сделаны, и помогает прохождению света. Линзы вовсе не предназначены для того, чтобы искажать вид вещей.

— Я… ну, я типа надеялся, что очки… что-нибудь сотворят…

— Именно это и происходит, — пояснил старик. — Они показывают то, что ты должен увидеть. Это очень сложно, малыш, в двух словах не объяснить. Поноси их некоторое время, чтобы привыкли глаза. Скоро сам все поймешь.

— Ну ладно. — Я оглянулся и увидел, что дедушка Смедри снова встал на колени и запихивает поднос обратно в ящик. — А книжка зачем?

Старик вскинул глаза.

— Хм… эта?

Он протянул мне книжицу. Я открыл первую страницу и увидел каракули, ни дать ни взять оставленные детской рукой.

— Это Забытый Язык, — сказал дед. — Вот уже много столетий мы пытаемся его расшифровать, но пока все тщетно. Твой отец еще до твоего рождения работал с этой книгой. Он полагал, что там заключены тайны, способные привести его к Пескам Рашида.

— Никакой это не язык, — сказал я. — Курица лапой нацарапала.

— Всякий непонятный язык сперва кажется филькиной грамотой, малыш.

Я перелистнул странички. Они были заполнены совершенно беспорядочными кругами, зигзагами, петлями, загогулинами. Ни толку, ни порядка, ни смысла. На некоторых листках виднелось по одной-две пометки. Другие пестрели почеркушками густо до черноты — так ребенок мог бы выразить свои впечатления о торнадо.

— Нет, — сказал я. — Все равно не верю, что это язык. Если язык, то должны быть закономерные повторения, а здесь что?

— Вот в том-то и тайна, малыш, — вздохнул дед Смедри, забирая у меня книжечку. — Как ты думаешь, почему за многие столетия попыток ни одной живой душе так и не удалось взломать этот код? Инкарны — народ, писавший на этом языке, — владели невероятными диковинами. К сожалению, написанного ими никто не может прочесть. А сами Инкарны вымерли много веков назад.

Я наморщил лоб, силясь переварить эту новую информацию. Дедушка Смедри тем временем встал и отошел прочь от черного ящика. И вот что странно: разбитая стенка немедленно начала плавиться и вскоре вновь заблестела гладким стеклом.

Я аж попятился. Потом поднял руку и сдвинул с глаз очки. Ящик стоял у стены все такой же целенький, словно и не у него только что разлетелась в мелкие дребезги передняя стенка.

— Самовосстанавливающееся стекло, — пояснил дедушка Смедри, указывая в ту сторону. — Только Окулятор может его разбить. Но стоит ему отойти на достаточное расстояние, как стекло принимает свою первоначальную форму. Несравненные сейфы, скажу тебе, получаются… При правильном использовании оно даже крепче строительного стекла!

Я снова нацепил очки.

— Ты вот что скажи, малыш. — Дедушка Смедри положил руку мне на плечо. — Зачем ты спалил кухню своих приемных родителей?

Я даже вздрогнул. Вот уж не ждал, что он спросит об этом!

— Откуда вы знаете?

— Как откуда? Я же Окулятор!

Я недоуменно свел брови.

— Так зачем? — повторил он.

— Несчастный случай, — проворчал я.

— Ой ли?

Я отвел глаза, испытывая необъяснимый стыд. «Ну конечно, это вышло случайно! С какой бы стати мне делать это нарочно?»

Дедушка Смедри внимательно смотрел на меня.

— Ты обладаешь Талантом к порче вещей, — сказал он. — По крайней мере, сам так говоришь. Тем не менее поджечь занавески и закоптить кухню дымом — как-то мало это напоминает применение такого Таланта. Тем более что ты дал огню погореть некоторое время, вместо того чтобы затушить его сразу. Это уже называется не ломкой, а разрушением.

— Я не разрушаю, — проговорил я тихо.

— Так почему? — спросил дед.

Я пожал плечами. На что он пытался намекнуть? Он что, думал, мне нравилось ломать все, что попадало в руки? И каждые несколько месяцев переезжать в новую семью?..

У меня создавалось впечатление, что всякий раз, когда я уже был готов кого-нибудь полюбить, — вот тут-то они и решали, что мой так называемый Талант их уже слишком достал.

Я вдруг почувствовал себя невыносимо одиноким, но сумел загнать это чувство куда поглубже.

— Ну ясно, — сказал дедушка Смедри. — Ответа, похоже, я не дождусь. Но хоть поудивляться можно? Не пойму, зачем мальчику разносить дом таких славных людей. Тут, право, попахивает извращением Таланта. Да, именно так.

Я не ответил. Дедушка Смедри улыбнулся мне, потом поправил галстук и сверился с наручными часами.

— Горбатые Гринсы, да мы же опаздываем! Синг!.. Квентин!..

— Готовы, дядюшка, — отозвался голос из коридора.

— Ну и отлично, — сказал дедуля. — Идем, мальчик мой. Пора представить тебя родне!

Глава 4

Тихоземцы, позвольте пожать вам руку за то, что читаете эту книгу. Я вполне представляю, через что вам пришлось пройти, чтобы заполучить ее. Вряд ли ведь вам ее посоветовал какой-нибудь Библиотекарь. Еще бы — при тех-то разоблачениях этой породы, которые она содержит!

А если совсем честно, у меня такое ощущение, что ее не рекомендуют к чтению не только Библиотекари. Она для этого слишком интересна. Вам кто-нибудь когда-нибудь советовал прочесть ту или иную книгу? Быть может, друзья, учителя или родители что-нибудь подсовывали с комментарием, мол, ты просто должен это прочесть? И эти книги, скорее всего, объявлялись нужными и важными — что в переводе на общедоступный язык означает, что они непроходимо скучны (синонимами скучной книги могут являться также эпитеты типа «очень умная» и «заставляющая задуматься»).