Алиса в стране оплеух - [22]

Мимо пробегал с круглым зеркалом зеленый огромный человек-гора.

Графиня Алиса не обратила должного внимания на великана, взглянула в зеркало и разрыдалась - незакалённая сталь.

Рост уменьшился, внешность изменилась, как сосулька в солнечный день.

Вместо прежней гордой графини Алисы - ну, недолго гордилась, - в зеркале (без чёрта и без Ангела за плечами) отражалась сдобная, с избыточным весом, краснощёкая коротышка в белом парике с косицей, а в косице - нож финский.

Алиса из зеркала жеманно улыбалась, робела, носком бальной туфельки водила по звезде Давида, начертанной на заплеванном граните.

- Ох! Люди добрые, да что это делается, неосознанное? - графиня Алиса заголосила, оглянулась - нет ли врага за спиной, с воспалённым взором снова взглянула в зеркало, надеялась на шутку Судьбы. - Небо мне нужно с отрадными китайскими обезьянами на облаках!

Где принципы построения нового общества, в котором каждая девица - добродетельна, умна - на арфе играет, на скрипке пиликает, ножку в балете высоко понимает, но без гама и шума французианских балерин, которые в поднятии ноги выше головы выгоду себе ищут, а не славу Государству.

Сила воли и уважение к моральной чистоте - важно для девушки, и любование собой, если не красавица - приводит к измельчению, ведет к унижению человеческого достоинства невесты и внутреннему падению в ад, где сломанные чёрные крылья и пепел от сигарет.

- Зеркало мешает, а то закатил бы тебе оплеуху, чтобы Звёздное небо в голову вошло и не уходило, барышня! - зеленый человек вздохнул, щелкнул пребольно графиню Алису по носу, подхватил падающее зеркало и побежал в туннель, ревел, о позорном столбе с золотыми гвоздями.

Графиня Алиса стушевалась, теребила в руках батистовый платочек с монограммой дома Лавуазье, конфузилась, не знала, что предпринять в новом облике толстушки в кружевах: в омут с головой или ждать, пока мыши съедят ноги.

С горя графиня Алиса затянула долгую жалостливую песню о последнем подвиге рыцаря Ланселота, плакала горько - так плачут безутешные гимнастки после падения мимо батута.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

в которой графиня Алиса омывает ноги кровью

- ААААА! Держите меня, семеро балеронов!

Грезится ли мне Принц на Белом коне, или белый конь на Принце; с вилами Принц, с крестьянскими, а похож на мадагаскарца.

(Графиня Алиса в изумлении вспомнила несколько непотребных слов из лексикона графа Одоевского Петра Васильевича, пожурила себя за недомыслие, назвала конфеткой.)

Если бы я не превратилась в толстую барышню, а возродилась в виде тарелки для радиотелескопа - то вздохнула бы свободно, назвала себя Кормилицей героя Прометея, незапятнанная курочка на яичках дрозда.

Для что я в подземелье ведьм и колдунов?

Что нового принесла людям, и что скажу классной даме по поводу своего одиночества - без клавесина, без стишков в альбом, без назидательного чтения о подвигах доблестных масонок?

Бутылочные мои ноги - не стянут разбойники с вас чулки и туфельки - не по рангу чувахлаям.

Лиходеи отрубят мои ножки, адрес напишут раскалённым шилом на лбу курьера: "Ад! Содом и Гоморра! Река забвения!", в посылке в Америку пошлют на донорский пункт, и ножки мои Рокфеллеру престарелому, древнему, как книга Откровений - пришьют.

Где же беспрерывное и последовательное поддувание в горн в кузнице кузнеца Вакулы?

Кузнец Вакула - имя-то нерусское, басурманское - Оксану в жены взял, радовался - ОХ! - непотребно, когда за туфельки сердце приобрел, выгадал, а Оксана продешевила, потому что честь незапятнанная благородная намного дороже стоптанных Государственных туфелек.

Вдруг, дробный стук копыт прервал мудрость графини Алисы.

Барышня припудрила носик, подправила буклю на парике, ощерила в улыбке смертницы кариозные зубы.

Ужасающий, проходимец - Белый Кролик - сгинуть бы ему на месте, провалиться сквозь гранит, бедовому.

Слегка покачивался, бездумно хохотал, и тут же заливался слезами, тяжело дышал, бешено вращал красными альбиносными глазами любителя абсента.

В правой руке Белого Кролика - Хартия Независимости США, в левой - щегольский мужской веер и пара ебальных белых перчаток из Амстердама - так афроамериканец одевается на Конгресс Чёрного Большинства.

- Назвал бы себя булочником и с живого бы шкуру с себя содрал на начинку для пирогов! - Белый Кролик пытался сфокусировать взгляд на графине Алисе, шатался матросом в шторм. - Герцогиня Чеширская, давно не получала оплеух - мать её Королева Турции.

Накажет меня, нашлёпает, как дерзкого мальчишку у пионерского костра.

Ага! Клон или клоун Сергея Ивановича Королёва, - Белый Кролик радостно заржал, некультурально, не по-польски, словно только что вытащил себя за уши с грядки барона Матхаузена. - Получи же оплеуху, потрясательница основ парикмахерского искусства.

Белый Кролик с удовольствием ударил белой лапой по пунцовой - смущение, страх, робость - щеке графини Алисы.

Графиня Алиса от удара упала на захарканный - окурки, туалетная бумага - камень, рыдала громко, с жалостью к себе, и немножко - от боли; со щеки, из царапин от когтей злобного белого зверя, текла кровь.

- На! На, получи, мародёрка! - Белый Кролик в упоении хлестал по щекам откровенную девушку (графиня Алиса отметила, что Белый Кролик бьёт открытой ладонью, а она, когда избивала чёрта, использовала мощь и ударную силу крепких - несколько минут назад, а сейчас слабые - кулаков), наслаждался своим величием и могуществом - так Наполеон отнял у Папы Римского тиару. - Не Мальвина, не Дездемона, не Сергей Иванович Королёв, а - бревно ты, груша для околачивания!