Али-Баба и сорок разбойниц - [5]

Али-Баба продолжал. Откинув ее изумительные волосы, он наклонился, чтобы поцеловать Лайлу в нежный надушенный затылок. Его пальцы осторожно, но сильно впивались в ее плечи. Лайла что-то довольно бормотала, особенно когда по ее спине разлилась новая порция притирания. Он стал мять округлые ягодицы, время от времени проводя пальцем по соблазнительной канавке, разделяющей упругие половинки.

Широкие ладони скользили по атласной мягкости бедер, раздвигая их, нежно лаская.

Лайла едва не мурлыкала от удовольствия. Она не ожидала, что эта встреча с возлюбленным обернется таким образом. Девушка представляла себе долины и горы своих владений, традиции и привычки страны. Придумала даже, что она, Лайла Великая, царит там, где женщины ценятся выше мужчин, где мужчины лишь рабы и игрушки для услады женщин. Казалось ей, что некогда она уже возбуждала рабов, иногда позволяя ласкать и даже целовать себя. Потом объезжала, словно очередного скакуна, и, дождавшись, пока он изольется, немедленно отсылала. Грезилось девушке, что рабы редко говорили с ней, хотя некоторые бормотали нежности, и только самые дерзкие осмеливались погладить ее груди. И уж, конечно, ни один не предлагал ничего запретного и не массировал ее так искусно.

Но сегодня все было по-другому. Боязнь смешалась с возбуждением — она давно уже не проводила время так чудесно. К чему он сможет ее склонить? И позволит ли она ему завести себя так далеко?

Она ничего не страшится! Она королева!

Али-Баба осторожно повернул Лайлу на спину и уселся на ее бедра. Прикосновение твердых ягодиц к чувствительной коже странно взволновало. Лайла не сознавала, что щеки ее горят огнем. Светло-карие и серые глаза встретились. Али-Баба улыбнулся, слабо, понимающе, плеснул жидкость из хрустального флакона прямо на ее живот и начал втирать легкими круговыми движениями.

Лайла вздохнула от восторга. Великолепно! Даже банщицы не могли доставить таких чудесных ощущений! Все тело пульсирует несказанным возбуждением!

Лайла громко охнула, когда он начал намазывать ее груди, и, словно завороженная, не отрывала взгляда от его больших рук. Легкие, летучие прикосновения, длинные пальцы, нежно потирающие соски…

Веки Лайлы медленно опустились. Он на мгновение прижал пальцы к ее губам, и она, не удержавшись, их поцеловала. Но он уже отнял руку, лаская ее лицо, любовно обводя каждую черту.

— Ты так прекрасна, — тихо выговорил он, — но ты, конечно, знаешь это, моя королева. Как можешь ты смотреться в зеркало и не видеть собственной прелести, моя драгоценная любовь?

И, нагнув темноволосую голову, впился губами в ее сосок. Тепло его губ заставило ее распахнуть глаза. Из груди снова вырвался тихий крик. Другие мужчины ласкали ее груди, но ни один не поклонялся им словно святыне.

Али-Баба продолжал сосать со всевозрастающей силой, и Лайла ощутила странный жаркий поток внизу живота, в самом потаенном месте, ощутила и вздрогнула от изумления и восхищения. О, как нравится ей эта пульсирующая дрожь!

Она негромко застонала. Али-Баба поднял голову, но тут же припал к ее груди, убедившись, какое наслаждение ей дарит. На этот раз он принялся за другой сосок: лизал, обводил языком, пока Лайла не начала извиваться под ним, не в силах себя сдержать.

Он подался вперед, целуя ее все жарче, раздвигая языком губы, и наконец добился своего: их языки вступили в любовный поединок. «Теперь, — с удовольствием подумал он, — пришло время для настоящего обольщения».

Он трудился над ее губами как пчела, добывающая нектар из цветка. Лайла что-то бормотала, неустанно двигаясь, не находя покоя. Но его губы продолжали прокладывать длинную цепочку жгучих поцелуев по ее телу, словно клеймя трепещущую плоть.

— Ч-что ты со мной делаешь? — охнула Лайла дрожащим голосом.

Али-Баба приподнялся и взглянул ей в глаза.

— Ты веришь, что я не причиню тебе зла, моя королева? Если да, я дам тебе наслаждение, которого ты никогда раньше не ведала.

И пока она раздумывала, он неожиданно с изумлением понял, что на самом деле она ни разу не изведала радостей плоти.

— Д-да, — прошептала она, дивясь, уж не сошла ли с ума, если дала над собой волю этому юноше! Но Лайла попросту не могла с собой совладать. Тело наполнилось восхитительной истомой.

Али-Баба дал Лайле несколько минут, чтобы принять решение, но потом вновь принялся за дело, в надежде, что естественное любопытство не позволит ей остановиться. И оказался прав. Он принялся покусывать мягкую плоть ее бедер, и они приглашающе раздвинулись. Такого же поцелуя удостоился ее венерин холм. Ее ноги разошлись еще шире. Язык Али-Бабы пробежал по сомкнутым створкам. Лайла задрожала, но Али-Баба раздвинул розовые лепестки и кончиком языка коснулся бугорка, где, казалось, сосредоточилось ее наслаждение.

Дыхание с шумом вырывалось из груди Лайлы. Она будто теряла рассудок, по мере того как сладострастие все возрастало.

Что он делает? О небеса, что он с ней делает?

Его язык неустанно ласкал ее. Ей следовало приказать Али-Бабе остановиться, но сил не было. Кровь словно превратилась в тягучий горячий мед, и Лайла поняла, что не желает прекращения этой чудесной муки.