Али-баба и Куриная Фея - [69]

— Ну как, девушка, справляешься? — спросил Александр Кнорц, снисходительно улыбаясь. Он выиграл в тотализаторе на десять номеров сразу и был настроен благожелательно. — Я пошлю тебе кого-нибудь в помощь.

Честолюбивая Рената заверила заведующего хозяйством, что она и одна может справиться со своей работой. Но Кнорцу было бесполезно возражать даже в тех случаях, когда он был в хорошем настроении.

— Кто хочет работать в курятнике? — спросил он на следующее утро при распределении работы.

Ученики переглянулись, а потом с удивлением воззрились на Кнорца. Их поразил весёлый тон, каким это было сказано. Надо держать ухо востро. Кто знает, может быть, за приветливостью Кнорца скрывается какой-нибудь подвох, подумали они.

Никто не поднял руку.

— Не бойтесь, куры не кусаются…

Кнорц продолжал улыбаться.

Али-баба переминался с ноги на ногу. Не поднять ли ему руку? На птицеферме работала Рената. Судьба ему улыбнулась. Если Кнорц пошлёт его на птицеферму, Ренате волей-неволей придётся с ним разговаривать. При этих условиях всё ещё может наладиться.

Али-баба поднял руку:

— Господин Кнорц, меня всегда интересовали куры!

— Ах ты, хитрец! Я знаю, что тебя интересует. Говоря о курах, ты имеешь в виду свежие яйца. Только не надейся, что тебе удастся набить себе брюхо. Рената будет за тобой следить. Тут тебе не разгуляться. На эту девушку можно положиться. При первой же жалобе с её стороны я оторву тебе уши, понял? Ну, а теперь беги, кривоногий петух, давай-давай!

Али-баба помчался по двору. Резиновые сапоги громко шлёпали при каждом шаге. Чем ближе он подбегал к птицеферме, тем сильнее билось у него сердце. Али-баба замедлил шаги. Он вновь увидел себя лежащим в кустах у шоссе, с рогаткой в руках. Сможет ли Рената когда-нибудь его простить?

Рената была в курятнике у белых леггорнов. Повесив на левую руку корзинку, она вынимала из гнёзд яйца.

Али-баба сообщил девушке, что его прислали ей в помощь.

— Что тебе здесь делать? Кнорц с ума сошёл! Мне не нужен помощник, а тем более такой, как ты.

Али-баба смутился и покраснел. Этого он не ожидал. Он не знал, что сказать!

Рената продолжала работать. Она склонилась над гнёздами, концы пёстрой косынки закрывали ей лицо.

Так прошло несколько минут. У Али-бабы горели подошвы. Долго ли ему так стоять? Уходить обратно он не собирался. Об этом не может быть и речи. Он встал рядом с Ренатой, нагнулся над очередным гнездом и, осторожно вынув три яйца, положил их в её корзинку.

Рената подняла голову.

— Осторожней, — предупредила она. — Не разбей яйца.

— Нет, что ты…

— У мешков с кормом стоят корзинки. Поди возьми себе. Мне уже почти некуда класть.

Лёд был сломлен. Али-баба вздохнул с облегчением. Он принёс корзинку и стал собирать в неё яйца, прикасаясь к ним с величайшей осторожностью. Скоро все гнёзда опустели. Рената начала сортировать яйца.

— Мы их сейчас отправим, — объяснила она.

Али-баба обтирал грязные яйца мокрой тряпкой, а Рената считала их и ставила на каждое яйцо штамп. Она была молчалива. «Сделай то, сделай это» — вот пока и всё, что слышал Хорст Эппке от строгой птичницы.

Али-баба повиновался. Его лицо пылало, уши покраснели. Более усердного помощника Рената не могла себе и пожелать. «Он всё же не такой уж плохой», — подумала она.

День прошёл. Солнце скрылось за белой дымкой, поднимающейся с полей. Рената укладывала кур «в кровать».

— Цып-цып-цып! — кричала она, загоняя последних гуляк в курятник.

Убедившись, что все куры до одной сели на свои нашесты, она заперла двери. Работа окончилась.

Али-баба вытер руки о брючину и нерешительно произнёс:

— Послушай, Рената, можно мне и завтра помогать тебе?

Он затаил дыхание. «Только бы она не сказала «нет», — думал он с замиранием сердца.

Рената милостиво согласилась.

Али-баба осмелел.

— Замечательно! А ты не можешь сегодня же сказать об этом Кнорцу?

Рената вытащила ключ из замка и подёргала дверь.

— Я скажу ему об этом, но вряд ли мои слова на него подействуют. Давай-давай делает всё по-своему.

Али-баба кивнул.

— А всё же попробуй… Может, нам повезёт, — сказал он.

Они пошли к конторе имения.

Рената должна была отдать ключ. Али-баба остался дожидаться её у входа в контору. Наконец девушка появилась снова.

— Ну что, ты говорила с Кнорцем?

— Да. Он спросил меня, во сколько сотен марок я оцениваю убытки, которые ты причинил.

— А ты, что ты ему ответила?

— Правду…

— А что именно?

— Я сказала, что ты хорошо помогал мне и что завтра ты мне снова понадобишься.

— А Кнорц?

— Он сказал, что новая метла всегда чисто метёт.

— Нет, это ко мне не относится. Потом я буду мести ещё чище…

Катербургский кружок народных танцев успешно выступил на окружном смотре и вернулся из Борденслебена победителем.

— Мы танцевали там так, как никогда! Просто дивно! — с энтузиазмом рассказывала Стрекоза. — Эгон ни разу не наступил мне на ногу…

За свои достижения танцевальный кружок был премирован двенадцатью мандолинами. Шутка сказать — двенадцатью мандолинами! Теперь кружок народных танцев превращался в настоящий ансамбль. Господин Хирзе, старый учитель музыки, который после ухода на пенсию жил в Катербурге, вызвался обучать желающих играть на мандолине. Хирзе любил музыку. В мечтах он уже видел себя дирижёром оркестра. А почему бы и нет? В Дом культуры уже прибыли мандолины, ноты и пюпитры. Не хватало только музыкантов.