Алхимия советской индустриализации. Время Торгсина - [3]

Литтлпейдж, которого по праву можно считать одним из создателей советской золотой индустрии, связывал успехи отрасли с героической и умной работой Серебровского. Сам Литтлпейдж, или Иван Эдуардович — так его по-свойски звали советские коллеги, — вынужден был уехать из СССР с наступлением массовых репрессий. Он догадывался, но достоверно так и не узнал о трагической судьбе Серебровского. Другим старожилом советской золотопромышленности был мистер Харри Уилсон, который проработал на приисках с 1930 по 1937 год. Он и Литтлпейдж были последними из могикан, задержавшимися в СССР, из некогда большой когорты американцев, приехавших на стройки социализма.

В конце июля 1937 года Серебровский вернулся из командировки в Москву больной, с гнойным плевритом. В тяжелом состоянии попал в больницу. В середине сентября ему сделали операцию, и он стал поправляться. 22 сентября Сталин поздно вечером лично позвонил жене Серебровского домой, узнал, как здоровье Александра Павловича, пожурил, что та не пользуется наркомовской машиной, напоследок просил передать Серебровскому поздравления с назначением на должность наркома и пожелал скорого выздоровления. На следующий день Серебровского арестовали и прямо из больницы на носилках перевезли в тюрьму. 8 февраля 1938 года он был приговорен к «высшей мере социальной защиты» по обвинению в контрреволюционной деятельности и через день расстрелян. Его жена, Евгения Владимировна, как верный товарищ делившая с мужем тяготы жизни, пыталась добиться правды. Ее арестовали в ночь на 7 ноября — в канун годовщины революции, которую делал ее муж. Она провела в заключении в общей сложности 18 лет. Серебровских реабилитировали в 1956 году.

Усилиями Серебровского и его соратников и при немалых государственных вложениях механизированная государственная золотодобыча становилась на ноги. К концу 1930‐х годов «гражданская» золотодобыча вольнонаемных рабочих и подневольный гулаговский Дальстрой, который выдал первые полтонны золота в 1932 году, решили золотую проблему в СССР, но на это ушло время. Индустриализация ждать не могла. К концу 1928 года, первого года первой пятилетки, свободные от платежных обязательств золотовалютные резервы СССР составляли лишь около 130 млн рублей — мизерная сумма с учетом миллиардных потребностей советской индустриализации.

На что рассчитывало руководство страны, начиная грандиозный индустриальный проект при пустых золотых кладовых и отсутствии золотодобывающей промышленности, то есть фактически находясь в состоянии валютного банкротства? Расчет был на то, что благоприятная конъюнктура мирового рынка и традиционный для аграрной России продовольственный и сырьевой экспорт обеспечат валютные потребности индустриализации. Однако в 1929 году на Западе разразился кризис, за ним последовала затяжная экономическая депрессия. Это перечеркнуло планы советского руководства обеспечить индустриализацию валютой за счет экспорта. Пытаясь защитить свои национальные экономики, западные правительства ввели санкции против торговой экспансии других стран. В результате ограничения спроса мировые цены на сырье и сельскохозяйственные продукты резко упали. Так, экспортные цены на хлебопродукты в 1929/30 хозяйственном году по сравнению с предыдущим годом снизились более чем на треть.

Советское руководство пыталось компенсировать падение мировых цен ростом физических объемов экспорта, тем самым подрывая внутренний потребительский рынок. Иными словами, из‐за того что приходилось продавать в пол- и треть цены, СССР вывозил на мировой рынок в несколько раз больше того, что планировалось, оставляя своих граждан голодными. Ситуация осложнялась тем, что крестьяне, являясь основными производителями зерна и другой сельскохозяйственной продукции, отказывались продавать их по ценам, которые предлагали государственные заготовители, считая их низкими. Существенное повышение закупочных цен, с точки зрения советского руководства, означало снижение вложений в индустриализацию, поэтому для того, чтобы быстро получить экспортные ресурсы, с конца 1927 года руководство страны стало применять репрессии против крестьян, а в 1929 году начало насильственную коллективизацию в деревне. Создаваемые в ходе коллективизации коллективые хозяйства — колхозы — должны были стать механизмом выкачивания ресурсов из деревни. Крестьяне-колхозники, оставаясь производителями продукции, перестали быть ее собственниками. Насильственная коллективизация вызвала яростное сопротивление большинства крестьянства. По сути, в начале 1930‐х годов в деревне полыхала гражданская война. В ней не оказалось победителей. Уклад крестьянской жизни был разрушен, миллионы крестьян обездолены. Но и государство осталось в проигрыше. Развал крестьянской экономики и репрессии привели к резкому снижению показателей сельскохозяйстенного производства. Страна теряла продовольственные и экспортные ресурсы.

Начало 1930‐х годов стало для государства временем титанического напряжения. Руководство страны пыталось наращивать темпы индустриализации, ведя при этом войну на два фронта: на внутреннем — против собственных крестьян, которые не хотели отдавать свою продукцию и идти в колхозы, на внешнем — против неблагоприятной конъюнктуры мирового рынка. Однако, несмотря на напряжение и многочисленные жертвы в борьбе за экспортные ресурсы, вплоть до 1933 года валютные расходы на промышленный импорт значительно превосходили доходы от экспорта. Апогеем «безумства импорта» стал 1931 год. По данным Госбанка, траты на импорт в тот год превысили доходы от экспорта почти на полмиллиарда золотых рублей.