Алхимия любви - [12]

Когда все конфеты были разбросаны и венчальная церемония пришла к своему неизбежному концу, невеста и жених отошли немного в сторону и начали принимать поздравления. К ним подошли и их родители и посаженые отец и мать, и поздравителю необходимо пройти через восемь пар рук и с улыбкой произнести восемь раз все одни и те же пожелания, чтобы засвидетельствовать не только свое хорошее воспитание, но даже и необходимое для данного случая терпение. Один за другим потянулись бесконечной вереницей родственники, близкие и знакомые, и каждый считал себя обязанным сказать чтонибудь умное и задушевное, на что наши герои отвечали неизменной ликующей улыбкой. Проходили и отходили в сторону центральные фигуры этого свадебного парада, офицеры, судьи, торговцы, разряженные дамы в модных шляпках и с приятными манерами, приятели и сослуживцы Буби, заплаканные подруги Бебы, затем потянулись тихие и скромные люди из простонародья, которые здоровались как-то одеревенело, хватая мягкую, нежную руку невесты своими крупными мозолистыми лапами, и, наконец, пошли представители какого-то неопределенного сословия: дородный пожилой домовладелец в сандалиях и с железной палкой в руке, старая пучеглазая соседка по кварталу в черном платке, хромоногий оружейный мастер в красном галстуке с булавкой в виде оскаленного черепа, что открыто демонстрировало его опасную профессию.

Пока молодожены принимают поздравления, маленькая женщина, в чьем лице читатель без труда узнает прекрасную тетушку Ружицу, шныряет туда-сюда по церкви, прилипает к какой-нибудь высокопоставленной особе и шепчет ей что-то на ушко, приглашая в дом невесты, где найдется что покушать и выпить. Потом та же самая женщина подходит к кому-нибудь другому и самым деликатным образом внушает ему, чтобы он простился с мыслью о какой бы то ни было свадебной гулянке и отправлялся прямехонько домой.

- Э-э-эх, милая Божанка, - говорит она в другом случае, где же ты пропадаешь, душечка? Ведь какникак родственницы мы, а все никак не повидаемся. Позавчера, поверишь ли, думаю о тебе и говорю: как-то там Божанка поживает? Погоди-ка уж, приглашу ее после свадьбы к себе домой, наговоримся вволю, насидимся вдоволь. А эти, молодые-то, понимаешь ли, решили позвать только официальных гостей, чтоб, как поистине правильно говорится, пыль в глаза пустить! "Да что это вы, ведь у вас-то только одна-единственная тетя Божанка, - говорю им, - да разве можно ее не пригласить?" - "Жаль нам, очень нам жаль тетю Божанку, - говорят они, - но мы ее после специально пригласим вместе с другими родственниками, пригласим какнибудь вечером, соберемся в кругу своих людей..." Ну, а как ты поживаешь? Письма от Васильчо часто получаешь?

Но публика не так проста. Врожденным к обжорству инстинктом она понимает, что в доме невесты приготовлена свадебная трапеза, на которой будут присут. ствовать и официальные гости, и родственники, и бог знает какие еще другие проходимцы. И все это общество, которое всего несколько минут тому назад с неподдельной сердечностью поздравляло и желало всего наилучшего новобрачным, вдруг озлобляется и настраивается враждебно не только к молодоженам и к их родителям, но даже и к тем, которые удостоены внимания и будут приглашены на пир.

И когда Беба и Буби, все такие же торжественные и ликующие, выходят из церкви и усаживаются в автомобиль, чтобы отправиться в фотографию, когда после них в нескольких других автомобилях скрываются их родители, посаженые, наиболее близкие родственники и знакомые, в церковном дворе совсем ясно можно услышать следующие достойные быть отмеченными реплики:

- Не-ет, тут дело не в угощении! Выпьешь, скажем, стакан вина, съешь бутерброд, велико ли дело?! Вопрос идет о соблюдении обычая.

- Конечно, разумеется! Встретился, к примеру, с человеком, ну и скажи: а ну-ка, иди сюда, выпьем за здоровье новобрачных! Да ты только скажи, а человек еще, может быть, и не пойдет.

- Воспитания нет у этих господ! Элементарного воспитания! Оказал я им честь, пришел в церковь их поздравить, а они тебя и в грош не ставят. А ведь мы как-никак родственники!

- И чему ты удивляешься? Да ведь это же болгарин. Когда ты ему нужен, он будет лицемерить и по плечу тебя потреплет, а когда дело дойдет до того, чтобы тебя угостить, так он извини, говорит, в другой раз соберемся как следует. А ну их совсем, скупердяев этих, пускай они себе там головы посворачивают! Не помрем мы без их закусок и вина! Мы и сами можем приготовить себе закуску, получше ихней!

* * *

Водился в прежнее время в фотографических ателье незабываемый декорум, среди которого человек чувствовал себя в самых недрах природы: скалы из клеенки, вековые деревья из холстины, широкая лестница, ведущая в замок, идиллические родники с буйной растительностью вокруг, а на переднем плане - какой-нибудь трехногий столик, покрытый кружевной скатерткой, а на столике - толстая, долженствовавшая символизировать кабинетную науку, книга. Тогдашние фотографы ставили клиента, как монумент, к трехногому столику, глубокомысленно опускали его указательный палец на толстую книгу, а потом вручали ему портрет с физиономией философа. Тогдашние фотографы, стало быть, уважали своих клиентов и индивидуализировали их при помощи искусственной природы и книжной мудрости, чтобы представить их умнее, чем они были в действительности. Нынешние фотографы, наоборот, смотрят, как бы сделать человека еще глупее, чем он есть на самом деле, и поэтому снимают его не только без пейзажа, не только без столика и толстой книги, но и, кроме того, заставляют его стоять перед объективом аппарата в самой уродливой позе. Они, понимаете ли, так немилосердно поворачивают ему голову, что подбородок оказывается на спине, а глаза блестят как в какой-то ужасной агонии, а потом, когда фотограф показывает снимок, клиент прокашливается с естественным смущением перед своим собственным изображением и, разумеется, протестует, но фотограф успокаивает его замечанием, что такова уж мода: чтобы на портрете вместо глаз были видны одни только белки, или только одни ноздри, или, наконец, только одно громадное ухо-иначе говоря, модно, стало быть, чтобы человек выглядел как зарезанный.