Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое - [60]

Уинникот, Лакан и Кохут в то же время не учитывают соответствующую потребность в признании субъективности другого субъекта! Однако как можно этого добиться, если «другой» теоретически представляется как объект? Потребность признавать субъективность другого осуществляется бессознательно благодаря тому, что декартовы координаты тревожат не подвергнутую анализу метафизику теоретика. Когда другой (мать) характеризуется в нашей теории как объект, представление о субъективности лица, проявляющего заботу, уходит в бессознательное и мы перестаем осознавать ту роль, которую играет другой в психологическом развитии. Дэниел Стерн и Джессика Бенджамин убедительно утверждали, что мы одновременно испытываем потребность узнавать других и быть узнанными другим субъектом. Реализация обеих потребностей необходима для развития человеческой субъективности и способности к взаимному узнаванию. Эту межсубъективную динамику нельзя адекватно понять, если «другой» характеризуется как «объект». [5] Если, однако, мы сместим логику, используемую для понимания агрессии, с иерархической системы декартовых координат (субъект/объект) к горизонтальному соотношению между двумя субъектами, то получим в результате заметную разницу в этическом отклике, в соотношении чувств и более значительное допущение отличия у другого. [6]

Резюме

В психоаналитической терминологии существовала неудачная тенденция сводить другие «субъекты» под рубрику «объектов», что не давало нам возможности психологически понимать межличностные отношения. В настоящей краткой заметке мне хотелось подчеркнуть важность лингвистической точности в терминологии, прояснив вопрос о том, как «другой» представлен в наших клинических и теоретических формулировках, особенно в тех случаях, когда речь идет о развитии представлений об эросе и об агрессии.

Примечания

[1] Кохут (Kohut), 1984, How does Analysis Cure? Chicago: University of Chicago. Кохут отвергает термин «другой» для обозначения «объекта», что было исторически принято в психоанализе, считая это терминологической погрешностью. Это даже более, чем погрешность, поскольку такой термин препятствует более полному пониманию той роли, которую играет другой субъект в межличностных отношениях.

[2] Лакан использует термин «зеркало», как правило, в буквальном смысле, тогда как Уинникот применяет его, в основном, фигурально. Уинникот пишет: «Реальное зеркало значимо, в основном, в переносном смысле». (Winnicot «Mirror Role of Mother and Family in Child Development.» In Playing and Reality, p. 138. Harmondsworth, Eng., Penguin Books, 1971.)

[3] See Habermas, 1971. Knowledge and Human Interests. Boston: Beacon.

[4] See Levinas, Emmanuel (1969). Totality and Infinity: An Essay on Exteriority, trans. Alphanso Lingis, Pittsburgh, Duquesne Univ. Press. Например, во время недавней войны в Ираке министр обороны США Дональд Рамсфельд, публично назвал иракского лидера «мишенью». Такая лингвистическая характеристика Саддама Хуссейна тонко превращает человека из субъекта в объект, в предмет. Для Рамсфельда публично говорить о нападении на «объект» политически более удобно, чем говорить о нападении на субъекта на другого человека. Публичный призыв к убийству человека мог быть неприемлемым с этической точки зрения, и, вероятно, Рамсфельд хотел избежать этого, тщательно выбирая слова.

[5] D. Stern, 1985. The Interpersonal world of the infant. New York: Basic. J. Benjamin, 1995. Like Subjects, Love Objects, Yale: New Haven.

[6] Benjamin, Jessica, 1998, Shadow of the Object, Routledge: New York & London, pp. xi-xx.

Рецензия на книгу: Питер Л. Рудницкий. Читая психоанализ: Фрейд, Ранк, Ференци, Гроддек. (Reading Psychoanalysis: Freud, Rank, Ferenczi, Groddeck by Peter L. Rudnytsky, Cornell University Press, 2002 [11]

Книга Читая психоанализ посвящена важным интеллектуальным событиям прошлого. Рудницкий, английский профессор и психоаналитический критик, исследует раннюю историю реляционной психологии на основе анализа жизни и трудов Зигмунда Фрейда, Отто Ранка, Шандора Ференци и Георга Гроддека. Во многих отношениях эта книга является следствием более ранней работы Рудницкого, Психоаналитическое видение: Ранк, Винникот и наследие Фрейда [The Psychoanalytic Vision: Rank, Winnicott, and the Legacy of Freud (1991, Yale)], в которой он первым инициировал процесс внимательного изображения исторических предшественников современной психологии отношений и межсубъектности. При внимательном прочтении таких критических трудов по психоанализу, как работы Фрейда Галлюцинации и сновидения в Градиве Йенсена [ «Delusions and Dreams in Jensen’s ‘Gradiva’» (1907)] и Анализ фобии пятилетнего мальчика [ «Analysis of a Phobia in a FiveYear-Old Boy»], Ранка Тема инцеста в литературе и легенде [The Incest Theme in Literature and Legend (1912)], Ференци Смешение языков взрослых и ребенка [ «Confusion of Tongues between Adults and the Child» (1932)] и Клинический дневник [Clinical Diary, посмертно изданный в 1985 году], а также Гроддека Книга об Оно [The Book of the It (1923)], Рудницкий проводит исследование в свете критики современной литературы на стыке психоанализа и литературы.