Альфонсы, или Любовные мошенники - [9]

Припарковав наших стальных немецких лошадей в саду на подъездной аллее, мы с Элеонорой зашли в дом по широкой лестнице, по случаю вечеринки красиво украшеной горящими свечами сексуального диаметра.

Вышедшая навстречу хозяйка дома, видимо, решила поразить наше воображение величиной рубина на шее, который издалека на белом платье казался кровавой дырой, странным образом не мешающей ее обладательнице широко улыбаться.

— Девочки, а у нас сегодня сюрприз: вечеринка с холостяками! Не ругайтесь, если бы я вас об этом предупредила, то вы бы приехали еще более сногсшибательными, чем сейчас, и затмили бы меня уже не только своей красотой и молодостью, но и нарядами!

Поприветствовав европейскими поцелуйчиками по касательной «девочек» далеко за четырнадцать, то есть нас с Элеонорой, Изабель шепнула мне, что посадит рядом со мной только что разведенного французского красавца.

В огромной гостиной с двумя каминами могло бы легко, не касаясь потолка, разместиться стадо слонов. Но слонов не было. Были холостяки. Полдюжины, разного калибра и разной степени подержанности.

Тот, к которому подвела меня, настойчиво подмигивая, Изабель, был мускулист, строен и преисполнен осознанием своей красоты. Но Красавец не произвел на меня впечатления, потому что у меня аллергия на самодовольных эгоцентричных львов, особенно гороскопальных, и за весь ужин я, несмотря на выработанный условный рефлекс обмена координатами, даже не попросила его номера телефона.

Гастрономической темой ужина были муссы — из омара, авокадо, стерляди и даже из спаржи. Сославшись на срочную сдачу рукописи ненасытному издателю, я не дождалась десерта, наверняка еще какого-нибудь мусса, и отбыла восвояси. Я, вообще, хоть и обожаю всякие десерты, не очень-то люблю ночные бдения в сигарном дыму с выпившими людьми. Попробовав еще в университете курить, я решила, что это самое глупое из увлечений и уж лучше вышивать крестиком. Так же глупо, но не так вредно.

В европейских ресторанах, к счастью, уже не разрешается курить, а вот дома, да еще и гостям, этого не запретишь. Вот Изабель и великодушничала. Плюс ко всем прочим достоинствам материнство перевело меня в разряд устойчивых «жаворонков». В первые месяцы жизни моего сыночка сон казался мне редкой роскошью, поэтому со временем я стала высоко ценить это удовольствие и почти никогда не пропускала возможности спать по ночам.

На следующее утро мой дивный сон с грезами о каком-то мускулистом блондине прервался Элеонориным звонком.

Голосом, который грозился засахариться, так много в нем было меда, она сообщила, что «переспала с моим парнем». Я возразила, что парень вовсе не мой, мне его предложили, а я, не проникшись энтузиазмом, не взяла, так что очень за нее рада.

Но Элеонора, в силу извечного женского соперничества, находилась в приятном возбуждении при мысли о том, что ей удалось соблазнить парня, предназначавшегося подруге. Я могла бы не задавать типичный в таких ситуациях женско-мужской вопрос «ну, и как он?», так как Элеонора сама начала захлебываться от восторга.

Поведав о том, как вечеринка превратилась в классические пьяные танцы до четырех утра, она перечислила все анатомические закоулки своего тела, куда наш Красавец целовал Элеонору уже ближе к рассвету в спальне ее уютной pied-a-terre в центре Монако.

Я смиренно вытерпела впечатления от поцелуев в ушко, в пупочек, в животик и между пальчиками ног и пожелала ей счастливого продолжения исследований.

Видимо, научно-исследовательская деятельность Элеонору так захватила, что друзья и подруги потеряли ее на месяц.

Когда мы начали беспокоиться, оказалось, что статный Красавец, будучи — какое совпадение — профессиональным капитаном, уже работает на Элеонориной яхте, курсирующей по Средиземноморью, с зарплатой, превышающей в пять-шесть раз и без того щедрые заработки водителей частных плавучих дворцов. Но, как видно, часть средств шла на научно-исследовательские издержки. Не говоря уже о новом золотом Rolex, засиявшем на загорелом запястье.

Нас насторожила лишь информация нашей подруги Изабель о том, с кем Красавец только что развелся, — с дочкой хозяина другой частной яхты, на которой он, по случайному совпадению, тоже работал капитаном.

Счастливая Элеонора активно знакомила Красавца со своим миром. Возила его в Лондон на прием к принцу Чарльзу, к своей подруге, греческой миллиардерше, на ее частный остров, к нашим друзьям в замок во Франции, который стоял в живописном месте в Солони на 800 гектарах, на бал «Красного Креста» в Монте-Карло с принцем Альбертом Вторым и на дни рождения всяких голливудских звезд. Повсюду они останавливались с полным комфортом в люксах паласов и пятизвездочных отелей.

Видимо, ее мир ему понравился, потому что Красавец в него перебрался.

В Монако он жил в ее квартире и ездил на ее красной Ferrari, в Москве жил в ее доме на Рублевке и водил ее джип Lexus, а на Майорке урчал мотором ее кабриолета Mercedes и жарил креветки на гриле на террасе ее виллы.

А когда его дочка-подросток, когда-то родившаяся от внебрачной связи Красавца с какой-то стюардессой, приехав в гости к Элеоноре, умилявшейся от мысли о будущем совместном потомстве, стащила пару колечек и набор нижнего белья, добрая самаритянка лишь махнула рукой: ничего, мол, переживу. И это при том, что накануне она одела нахалку с ног до головы в модные тряпки от «Селин» и «Диор».