Алесик едет в Красобор - [8]

Алесик, жуя редиску, солидно, как взрослый, согласился:

— Конечно, нельзя. — Подумал и спросил: — Бабушка, а как ваш Максим погиб?

Сухонькой, сморщенной ладошкой старушка провела по лицу сверху вниз, будто что-то стирала в памяти, потом посмотрела куда-то вдаль и тихо проговорила:

— Умер как человек… В отряде минером был.

— Подрывником? — переспросил Алесик.

— Ага, дитятко. Им, соколикам, приказ вышел: вчетвером эшелон с бензином для самолетов и бомбами перекулить.

— Как перекулить?

— Под откос, дитятко… Знали, соколики, когда и откуда обоз тот пыхкать будет. Ночью подкрались, мину заложили. Сами в кусты попрятались и в бинокли смотрят. А зима была. Утром немцы следы возле насыпи заметили, провод от мины отыскали, перерезали. Потом и саму мину вытащили. Стрелять по кустам начали. Соколики в лес бросились, убежали. Одного только вражья пуля повалила, насмерть ужалила…

— А эшелон не взорвали?

— Эшелон тот должен был перед самым вечером проследовать. Справились с ним, соколики… Только вот Максимка… — две скупые слезинки сползли по сухонькому лицу рассказчицы.

— А как же партизаны днем к охраняемой фашистами дороге подошли? — Алесик боялся пошевелиться, чтобы хоть чем-нибудь не прервать рассказ, чтоб дослушать до конца.

— Не подошли — подъехали. Немцы на переезде укрепления делали. Пленных пригнали, заставили лес валить. И бревна те для укреплений трактором вывозили. Охранников мало было. Партизаны у них ружья поотымали, пленных освободили, а главное — трактор захватили. На нем к переезду втроем и покатили: Максимка мой, Володя из-под Минска, а еще мальчик-партизан.

— А как того мальчика звали, не знаете? — перебил, почему-то волнуясь, Алесик.

— Зайчиком кликали… Так они втроем покатили на том тракторе.

— А кто трактором управлял?

— Максимка. До войны он трактористом был, на весь район славился, грамоты ему при людях вручали… Порулил он просто на переезд. К самому переезду не доехали, поодаль стали. Ожидают и делают вид, будто трактор чинят. А сами запасную мину приспособили в кабине, горючим из бочки бревна да трактор облили. Решили они дождаться эшелона, а потом трактор с миной, без людей, пустить на тот проклятый обоз. А поезда этого все нет, хоть и пора бы, день скоро кончится. И немцы с переезда заметили, что трактор что-то больно долго стоит. Один из солдат проверить пошел, в чем дело. Ну, его партизаны утихомирили, и снова ждут. Тут фашисты недоброе заподозрили. К трактору сразу трое направились. Другие на дороге наготове стали, команды ожидают. И как раз гудок паровоза. Глянули мои соколики — эшелон длинный-предлинный, два паровоза с трудом тащат. И всё цистерны да платформы. Максимка и говорит: «Пора! Только теперь трактор мне самому вести придется. Иначе охрана остановит его. Вы меня прикройте отсюда, бейте по ним».

Сел он на трактор и поехал по дороге, прямиком на немцев. Те стоят, ждут. А партизаны стрелять начали. Немцы попадали в снег и тоже палят. Под эту перестрелку про трактор поначалу вроде и забыли. Или просто беды от него не ожидали. А Максимка едет вперед, на переезд, бревна тащит. Когда же трактор не повернул в сторону, где укрепления строились, а поехал прямо на переезд, сломав полосатый шлагбаум, они закричали, замахали ружьями. Эшелон уже рядом. Догадались фашисты, что на тракторе партизаны и вот-вот взрыв может быть. Некоторые прятаться побежали, другие застрочили по Максимке, по трактору. Загорелся трактор, запылали бревна. Максимка сам в крови, а все одно трактор вперед ведет. Так и ринулся горящим факелом на эшелон.

— И взорвал?

— Взорвал, мое дитятко. Такой, говорили, гром гремел, что за много километров земля, будто живая, дрожала. Потом все огнем залило… От сыночка ничего не осталось…

— А фашистов тех поубивало?

— Весь переезд в огне и громе погиб… Дай, дитятко, я тебе еще молочка подолью.

— Спасибо, бабушка, не хочу я больше… А другие партизаны? Что с ними?

— Володю ранило. В этой хате лежал. Он мне и рассказал все.

— А Зайчик?

— Мальчик тогда уцелел… Заговорились мы, а печникам, может, что подать надобно.

— Бабушка Алена, — засуетился Алесик, — я поел уже. Вы скажите, что делать надо, я помогу.

— Что же, дитятко, мне помогать? Какая у меня работа? Сама управлюсь понемножку. Поел, и ладно. Беги, играй.

Старушка поправила платок на голове и вышла.

Осмотрелся Алесик: что б такое сделать? Принял все со стола, кружку свою из-под молока вымыл. Холодной водой сполоскал, потому что горячей нигде не нашел. Взял толстый березовый веник в уголке у порога и подмел комнатку. А что ее подметать — малюсенькая…

Хотелось сделать что-нибудь хорошее для матери героя, а работы подходящей нигде не находилось. Алесик еще раз осмотрел комнатку. Заметил ведро с картошкой под скамейкой. Вытащил его, взял нож и давай чистить большие картофелины. Картофелины были крупные, старые и не очень поддавались. Да и нож был тупой, не желал резать. Раньше Алесик никогда не чистил картофель сам. Правда, он видел, как это делает мама. Но сам никогда не пробовал. Однако картофелину за картофелиной он медленно строгал и строгал. Очищенные грязно-белые клубни сложил на лавке ровненьким рядком. «Хватит», — подумал Алесик.