Алексей Толстой - [30]

Много и напряженно работал Толстой в деревне. Часами просиживал он над сборниками народной поэзии, собраниями русских сказок, постигая глубины народного языка. Здесь же он начал «поэтический лирико-эпос», о чем сообщал в письме тетушке Марии Леонтьевне Тургеневой, но ничего из написанного в то время не сохранилось. Видимо, все это было только подготовительным материалом и не представляло самостоятельной ценности.

В эту осень, вернувшись в Петербург, Толстой и Дымшиц долго не могли найти подходящей квартиры: сначала поселились на Пушкинской, потом переехали в деревянный особнячок на Гладовской, где тоже прожили недолго. Вскоре сняли комнату в квартире художницы Е. Н. Званцевой. Здесь, на Таврической, 25, Е. Н. Званцева, ученица Репина, организовала школу живописи. Вот это-то и привлекло сюда Алексея Толстого и Соню. Соня, а вместе с ней и Алексей Толстой не захотели поступать в Академию художеств, как предполагали совсем недавно. Отпугивал слишком консервативный дух и традиционность профессоров. Летом они часто говорили о Серове, Врубеле, о работах художников группы «Мир искусства». Новые темы, оригинальные приемы письма, своеобразие и раскованность таланта каждого из них привлекали к себе начинающих художников. А в школе Званцевой как раз и преподавали Бакст, Добужинский, Ансфельд, довольно часто бывал К. Сомов.

«Придя в школу со своими этюдами и рисунками, — вспоминала С. И. Дымшиц много лет спустя, — мы попали к Баксту, который очень несправедливо отнесся к работам Алексея Николаевича, талантливым и своеобразным. «Из вас, — сказал Бакст Толстому, — кроме ремесленника, ничего не получится. Художником вы не будете. Занимайтесь лучше литературой. А Софья Исааковна пусть учится живописи». Алексея Николаевича этот «приговор» несколько разочаровал, но он с ним почему-то сразу согласился, думаю, что это не была «капитуляция» перед авторитетом Бакста, а скорее иное: решение целиком уйти в литературную работу».

Георгий Чулков в книге «Годы странствий» вспоминает эпизод, рассказанный ему самим Алексеем Толстым: «В молодости учился он в школе живописи, устроенной Е. Н. Званцевой и Е. И. Карминой. Художники твердили, что надо писать не то, что существует объективно, а только то условное, что видит глаз. «Я так вижу» — стало ходячей формулой. Однажды Толстой, рисуя дюжего натурщика, приделал ему голубые крылья, а когда к мольберту подошел преподаватель и, недоумевая, спросил: «Что это такое?» — Толстой невозмутимо ответил: «Я так вижу». Кажется, это был его последний урок живописи».

Увлечение живописью было действительно всего лишь эпизодом в его жизни. Всерьез и на всю жизнь поманила его трудная судьба литератора. И сразу же после приезда из деревни Лутахенде он засел за работу. Первое стихотворение, написанное им в Петербурге, помечено 10 сентября 1908 года. Этим стихотворением начинается записная книжка: «Голубое вино. Книга VI». А где остальные пять? О них ничего не известно. Все это, видимо, для автора не представляло художественного интереса и уничтожалось им. Осенью кое-что стало появляться в печати. В первых номерах только что открывшегося журнала символистского направления «Луч» вышли его стихи «О грузде», «Ховала» и статья «О нации и о литературе». В журнале «Образование» были напечатаны стихи «Скоморохи». Но пятьдесят пять стихотворений, вошедших в «Голубое вино», так и не появились в печати: Толстой понимал всю непригодность их к публикации. Эти неопубликованные стихи, как и первые публикации после «Лирики», любопытны тем, что в них ощущается сдвиг, пусть пока и еле заметный, в сторону реалистического отношения к окружающему миру. Влияние символистской поэтики все еще сказывается, но не прошел даром и его интерес к русскому народному творчеству. В стихах запестрели поговорки, пословицы, диалектные словечки. Это увлечение молодого Толстого не случайно: он последовал за новой волной интереса к русской старине, которая оформилась в литературе. Недаром стихотворение «Ховала» было им посвящено А. М. Ремизову, с которым недавно познакомился. Маленький, невзрачный, чудаковатый, с лукавым взглядом из-под очков, с вечно торчащим на голове хохолком, чем-то похожий на добродушного домового, Ремизов в своих сказках «Лимонаре», «Посолони» поражал Алексея Толстого прежде всего как стилист, как счастливый искатель словесных кладов.

Примечательна и статья Толстого «О нации и о литературе». Молодой поэт выступает за то, чтобы продолжать традиции русской литературы в современной поэзии, чтобы овладевать всеми богатствами русского языка: «Язык — душа нации — потерял свою метафоричность, сделался газетным, без цвета и запаха. Его нужно воссоздать таким, чтобы в каждом слове была поэма. Так будет, когда свяжутся представления современного человека в того, первобытного, который творил язык».

Фольклорные мотивы, славянская мифология, народные сказки и песни, патриархальная крестьянская жизнь на какой-то момент неожиданно стали центральными темами в развитии литературного движения. Художники, каждый, разумеется, по-своему, пытались решить для себя один и тот же вопрос — о предназначении России и русского человека в ходе тысячелетнего исторического процесса.