Алексей Кольцов. Его жизнь и литературная деятельность - [25]

Кольцов очень обрадовался, когда ему в сентябре 1840 года снова пришлось собраться в столицы. Нужно было опять ходатайствовать по двум крупным тяжбам, и, кроме того поэт сопровождал два гурта быков (300 голов) на сумму до 12 тысяч рублей. Таким образом, поэт с песнями в кармане и в сопровождении стада быков вступил в первопрестольную. Это была его последняя поездка к друзьям. Мы уже знаем, с каким восторгом его ждал и встретил в Петербурге Белинский. От него прасол к декабрю 1840 года уехал в Москву. В Москве поэт прожил около трех месяцев. Самое важное тяжебное дело здесь он выиграл, другое же, менее серьезное, в Петербурге, проиграл. В Москве поэт жил полною жизнью, как бы предчувствуя, что это его последние светлые дни… Он написал несколько стихотворений и отослал их Белинскому. Новый (1841-и) год он встретил у Боткина в шумной и веселой компании с Кетчером, Грановским, Щепкиным, Сатиным и другими.

Прошедший год, тебя я встретил шумно,

В кругу знакомых и друзей! —

говорит поэт об этом радостно встреченном годе.

Но чем дальше шло время, и чем яснее сознавалась необходимость обратной поездки в Воронеж, тем мрачнее и мрачнее становилось на душе у поэта; тем чаще возникал у него вопрос: «Не остаться ли совсем в Петербурге?» Но остаться в столице без всего, начать снова поприще мелкого торгаша или приказчика – эта мысль приводила Кольцова в бешенство. «Он, – рассказывает Белинский, – все надеялся, что отец ему даст тысяч десять на условиях отказа от дома и всего другого наследства и что с этим капиталом он мог пристроиться в Петербурге и вести в нем тихую жизнь, зарывшись в книги и учась всему, чему не успел научиться прежде…»

«Ах, если бы к вам скорее, – писал сам Кольцов Белинскому из Москвы, – если бы вы знали, как не хочется ехать домой: так холодом и обдает при мысли ехать туда, а надо ехать, – необходимость, железный закон!»

Из этих строк видно, что мечтания Кольцова о жизни в Петербурге были иллюзией, которой он предавался только в самые оптимистические часы, а действительность – необходимость поездки домой – была «железным законом», которого избежать не представлялось возможным.

Отец, конечно, не выделил Кольцову денег, потому что в данное время у него не было наличных, да и сомнительно, чтобы поэт просил такую сумму, хорошо зная старика. Если он и писал об этом Белинскому, то не всегда был искренен, повествуя о распрях с отцом. Поэт хотел «разжалобить» своего друга… Он немножко хитрил, так как почти в то же самое время в письмах к Жуковскому, князьям Одоевскому и Вяземскому совсем в ином свете выставлял старика и свои отношения с ним. Прасолу хотелось порельефнее выразить перед Белинским свое желание жить вблизи него и свалить вину за неисполнение этого плана на других.

Как бы то ни было, но наконец поэта в Москве, по его словам, «прохватил голод» и он уехал в Воронеж, кажется, при помощи друзей, снабдивших его деньгами.

Если до этого момента непосредственные причины резкой размолвки поэта с отцом и любимою прежде сестрою биографам Кольцова представляются не всегда ясными и о них приходится только догадываться, то теперь, после приезда поэта в Воронеж, этих причин оказалось слишком много.

Прежде всего, миссия поэта с гуртами быков закончилась полной неудачей. Эпизоотия,[10] большие убытки при продаже, трата денег на разные покупки, тяжбы, уплата долгов – все это привело к тому, что поэт приехал домой совершенно без денег… Может быть, поэтому-то он, боясь сурового и грозного отца, медлил с приездом на родину. Но мы должны остановиться главным образом на одном эпизоде, относящемся к последнему периоду жизни поэта, – эпизоде, который может нам в достаточной степени объяснить окончательное расстройство отношений сына с отцом, равно как и размолвку первого с сестрою Анисьей. Кольцов обладал натурой страстной и чувственной. Мы видели из его отношений к «сестрице», что эта страстность не стеснялась даже родственными узами. У него немало было любовных историй, начиная с поэтической страсти к Дуняше и кончая позднейшими романами. Один из них, печально окончившийся для Кольцова, был тот, о котором так красноречиво рассказывает Белинский, глубоко увлекавшийся как в чувстве дружбы к погибшему поэту, так и в ненависти к его врагам. «Страстною любовью озарился восход его жизни, – пишет Белинский про Кольцова, – пышным, багряным, но зловещим блеском страстной любви озарился и закат его жизни… Закрыв глаза на все, полною чашею, с безумною жадностью, пил наш страдалец отравительные восторги… На беду его, эта женщина была совершенно по нем, красавица, умна, образованна, и ее организация вполне соответствовала его кипучей, огненной натуре…»

Но в этом поэтическом описании печального эпизода очень мало правды. Эта женщина была известная воронежская камелия Лебедева, или просто Лебедиха, как ее звали в городе. Она, конечно, отличалась красотою, образование ее было несколько лучше, чем у сестер Кольцова; она была гораздо разбитнее их. Но самое правдивое во всей описываемой истории то, что объятия этой женщины оказались «с отравою», и последнее не замедлило отразиться на здоровье Кольцова. Мы не будем называть болезни поэта, перешедшей впоследствии в чахотку: что это была за болезнь – ясно из всего вышесказанного. Есть основание полагать, что Кольцов уже нездоровым поехал в столицы в 1840 году и что долгое пребывание там, не совсем умеренный образ жизни, плохое лечение усилили болезнь и расстроили могучий организм поэта. Эта связь с низко павшей, известной всему Воронежу женщиной и свойства болезни поэта достаточно, по нашему мнению, объясняют тот окончательный разлад и ту холодность, которые возникли в отношениях между сыном, с одной стороны, отцом и сестрою Анисьей, – с другой. Слишком суров был старик, слишком он дорожил чистотою и честью своего дома, патриархальною простотою его обстановки, чтобы простить сыну подобное «баловство». А брезгливость со стороны Анисьи тоже вполне понятна, хотя, конечно, она не могла не возмущать Кольцова. Всего печальнее эта размолвка с «другом-сестрой», о которой поэт трогательно говорит в известном стихотворении: