Александр у края света - [30]

Диоген ухмыльнулся.

— Ты сочиняешь, — сказал он. — Звучит слишком прекрасно, чтобы быть правдой.

— Ты бы поверил мне, увидев Крепостную Скалу, — ответил Кориск. — Мы, безусловно, должны были предвидеть подобное развитие событий, но увы, не смогли. Наше правительство было стерто с лица земли в одно мгновение, и не осталось никого, уполномоченного проводить выборы, собирать внутренний совет, номинировать кого-то на должности архонтов и так далее.

Так вот, после того, как мы разобрали завалы и похоронили погибших — занятие довольно утомительное, учитывая, что в обычной жизни мы в основном плели корзины — мы наконец осознали, в каком затруднительном положении находимся. Положение это ухудшалось продолжительной историей внутренних стычек, которая простиралась во времена до основания города. Изначально, видите ли, земля принадлежала потомкам отцов-основателей, и они не желали отдавать ее без драки. По сию пору они составляли влиятельную долю жителей города и добивались возвращения исходной конституции, которая была, конечно, совершенно олигархической.

— Уверен, вы не пошли у них на поводу, — заметил кто-то. — Это, безусловно, был бы шаг назад.

Кориск кивнул.

— О, конечно же, нет, — ответил он. — Геоморои — так мы называли семьи отцов-основателей — были столь непопулярны в торговом сообществе, что дело шло к гражданской войне. Торговали мы весьма активно, как и любая колония на Черном Море, и сообщество это было весьма обширно.

— Так что же вы предприняли? — спросил Мемнид.

Кориск поднял свою чашу, чтобы ее снова наполнили.

— К этому я и подхожу, — сказал он. — Но сначала я расскажу, как мы пришли к окончательному решению. В конце концов, решение это было принято не на пустом месте, и истинно научный метод…

— Да, да, — вмешался кто-то. — Продолжай. Звучит занятно.

Молодой племянник Мемнида подхватил пустую чашу и снова наполнил ее. Когда чаша вернулась к Кориску, тот продолжил свою речь.

— К этому моменту собрались практически все граждане, — сказал он. — Поэтому те немногие, кто еще кое-как соображал, засуетились, вооружившись красными веревками…

— О, вы тоже так делаете? — вмешался Аристотель, шаря в рукавах в поисках восковых табличек, без которых он не выходил из дому. — Это интересно.

(Они говорили о длинных веревках, окрашенных в красный цвет, которые афинская городская стража обычно растягивает через агору и затем, прямо перед началом Собрания, медленно тянет вперед, сгоняя народ с площади и прямо в Собрание. Всякий, кто проявляет нежелание отдать свой гражданский долг, получает широкую красную полосу через всю спину и должен терпеть шутки друзей и родственников, пока краска не сойдет. В старые времена демократия в Афинах была обязательной; на самом деле, после окончания одной из наших маленьких и ужасных гражданских войн Совет постановил, что всякий, кто в завершившейся кровавой бане не поддерживал ту или иную сторону, обрекался на крупный штраф и поражение в правах. Безразличие, как ты можешь заметить — не наш путь.)

— Так или иначе, — продолжал Кориск, пытаясь не выказать раздражения, вызванного вмешательством, — когда всех собрали, один из жрецов Диониса — из того, что у нас осталось, он больше всего напоминал представителя власти — поднялся и сказал, что мы все будем стоять здесь, пока не примем решение по новой форме конституции подавляющим большинством голосов. А чтобы мы быстрее соображали, он приставил к колодцу шестерых храмовых стражей и именем бога приказал сбрасывать в него каждого, кто попытается напиться воды до окончания дебатов. День был жаркий, а по стражам было видно, что свое дело они разумеют; дебаты, соответственно, получились очень конструктивные и упорядоченные.

Я не буду утомлять вас порядком выступлений или подробностями аргументации — точнее, буду, но не сейчас; я собираюсь как-нибудь их записать, потому что некоторые из них были весьма хороши. Достаточно сказать, что голосование состоялось уже во второй половине дня, необходимое большинство было сформировано, и вот что мы решили.

Первое предложение было — монархия. Сперва никто не желал с ним соглашаться, но некоторые аргументы за это устройство — последовательность, непрерывность, законодательство, находящееся превыше партийных или личных интересов — было трудно отрицать. Согласились с тем, что было бы неплохо включить положительные стороны монархии, если удастся исключить ее изъяны.

Затем кто-то предложил демократию — полную демократию в стиле Афин. Сначала это было очень популярное предложение, но потом мы приняли во внимание его недостатки; решения, принимаемые не на основе информации, а по воле толпы, иррациональная перемена настроений, склонность большинства обрушиваться на меньшинство, если эта склонность ничем не сдерживается, опасности безразличия народа и так далее. И снова мы должны были принять факты как есть и согласиться с тем, что чистая демократия — со всем уважением к присутствующим — крайне неприятное место для жизни, все равно как в доме на краю активного вулкана.

Еще кто-то выдвинул идею олигархии, которая была поддержана обычным крикливым меньшинством. Предложение это не прошло, однако мы должны были согласиться, что нравится нам это или нет, а олигархия имеет некоторые положительные стороны — это опять непрерывность и последовательность, правящие группы, как правило, состоят из профессиональных правителей, а не любителей, и потому от них можно ожидать правильных, пусть и непопулярных решений — то есть большинство преимуществ монархии, притом без необходимости вручать свои жизни и имущества в руки всего одного человека.