Александр Суворов. Первая шпага империи - [41]

«В строю становиться по локтю. Повороты и деплоирование в обыкновенных случаях делать скорым шагом. Движение производить в колоне повзводно, справа или слева. Шаг в аршин, при захождении – полтора. Фронт выстраивать захождением – повзводно. Готовься к атаке! Тут пальба взводами недолго. По команде «Готовься!» люди задней шеренги отскакивают в сторону, вправо и становятся в две шеренги, а потом вскакивают опять на прежние места. Всем этим заниматься недолго. По сигналу «Марш! Вперёд!» линии двигаются полным шагом и живо. Ружьё в правую руку! Штыки держать вкось без помощи ремня. Как дойдёт до рукопашного, если на кавалерию, то колоть штыком в лошадь и человека; если на пехоту – то штык держать ниже и ближе обеими руками. На 80 саженях картечный выстрел из больших орудий – пехота пробежит вперёд до 15 шагов; то же самое на 60 саженях, когда картечь из малых пушек. Неприятельская картечь летит поверх головы. Когда линия в 60 шагах от неприятеля – офицеры с флангов выбегают вперёд: «Ура, Франц!». Рядовые вперёд – и неприятеля колят… Тут уж только кровь…».

Не одной штыковой атаке обучал Суворов войска, но штык считал ключом к победе над французами: «Штыком может один человек заколоть троих, где и четверых, а сотня пуль летит на воздух». Важно было воспитать армию в атакующем духе. В одном из руководств Суворов заметил: «Не худо сказать солдатам какую-нибудь сильную речь». Говоря о высоком боевом духе, Суворов имел в виду единство войска от командующего до новобранца. Каждый должен проникнуться стихией победы. «Каждый воин должен понимать свой манёвр. Тайна есть только предлог, больше вредный, чем полезный». Эту истину Суворов изрёк именно на итальянской земле в первые дни кампании.

В Валеджио Суворов собрал армию в 66 500 человек. 7 апреля прибыли последние русские части – и Суворов без промедления начал наступать. 10 апреля авангард Багратиона подошёл к крепости Брешиа. Французский гарнизон крепости оказал упорное сопротивление, не прекращая артиллерийского огня в течение двенадцати часов. Под Брешиа собирались части союзной армии, но судьбу крепости решил всё тот же авангард. Егеря Багратиона ворвались в город со штыковой атакой, сломив сопротивление французов. Прав был Суворов: «Штыки! Штыки!».

11 апреля фельдмаршал двух империй уже рапортовал Павлу о взятии крепости Брешиа, выделяя командиров союзного авангарда: «Генерал-майора князя Багратиона, подполковника Ломоносова и майора Поздеева похваляю расторопность, рвение и усердие, при завладении крепости оказанные». Багратион и впрямь начал поход «за здравие», хотя вопреки поговорке не оплошал и в конце кампании. Генералу Краю, который руководил штурмом, Суворов написал от всей души как старому другу: «Брешиа занята благодаря вашей храбрости. Предлагается вам оставить там в качестве гарнизона одного дельного полковника с тремя батальонами и одним эскадроном из состава дивизии Цопфа или Отта». Край пришёлся по душе Суворову уже при первом знакомстве в Валеджио. И первое впечатление оказалось прозорливым: то был действительно едва ли не храбрейший австрийский генерал.

В Брешиа в плен удалось захватить французского полковника, 34 офицера и 1230 солдат. Добавим 46 трофейных пушек. Несмотря на старания французской артиллерии, со стороны атакующих не имелось ни убитых, ни раненых. Так начинались суворовские боевые чудеса в Италии. Занятая Брешиа стала базой для войск, осаждавших Мантую и Пескиеру. Суворов знал, что в Брешиа действовали оружейные предприятия. Он требовал наладить их работу на благо союзной армии: «Оружейные заводы заставить работать на нас!..».

Тем временем основные силы союзников (43 500 человек) двигались маршем к Адде. На берегах этой реки Суворов намеревался молниеносно решить судьбу первого этапа кампании. Фельдмаршал приучал и австрийцев к своим быстрым переходам. Командовал австрийскими войсками в союзной армии фельдмаршал-лейтенант барон Михаил Фридрих Бенедикт Мелас (1729–1806), закончивший свои дни во главе гофкригсрата в чине генерал-фельдмаршала. Мелас был опытнейшим генералом суворовского поколения, но неукротимая энергия Суворова пугала его. Из уважения к возрасту Суворов называл его «папой Меласом». Медлительность и осторожность Меласа вызывала ярость Суворова, до поры до времени сдерживаемую.

Узнав, что Мелас приостановил наступление, чтобы дать отдохнуть и обсохнуть своим войскам, угодившим под ливень, Суворов разразился язвительным письмом: «До сведения моего доходят жалобы на то, что пехота промочила ноги. Виною тому погода. Переход был сделан на службу могущественному монарху. За хорошею погодою гоняются женщины, щеголи да ленивцы. Большой говорун, который жалуется на службу, будет, как эгоист, отстранен от должности. В военных действиях следует быстро сообразить – и немедленно же исполнить, чтобы неприятелю не дать времени опомниться. У кого здоровье плохо, тот пусть и остается позади. Италия должна быть освобождена от ига безбожников и французов. Всякий честный офицер должен жертвовать собою для этой цели. Ни в какой армии нельзя терпеть таких, которые умничают. Глазомер, быстрота, стремительность! – на сей раз довольно». Резкая выволочка, хотя и сдобренная типично суворовскими аллегориями. Иносказательной интонацией он владел как никто. «Пехота промочила ноги» – это же не просто строчка в письме, это реприза, которая могла и напугать, и привести в чувство Меласа.