Александр Первый и тайна Федора Козьмича - [4]

На фоне подобного настроения Александру I не раз могла приходить в голову мысль об отречении от престола. Еще в первые годы своего царствования в письме к Лагарпу Александр писал: «Когда Провидение благословит меня возвести Россию на степень желаемого мною благоденствия, первым моим делом будет сложить с себя бремя правления и удалиться в какой-нибудь уголок Европы, где безмятежно буду наслаждаться добром, утвержденным в отечестве».

В 1817 г. 8 сентября за обеденным столом в разговоре об обязанностях людей и монархов Александр I «твердым» голосом сказал: «Когда кто нибудь имеет честь находиться во главе такого народа, как наш, он должен в минуту опасности первым идти ей навстречу. Он должен оставаться на своем посту только до тех пор, пока его физические силы ему это позволяют. По прошествии этого срока он должен удалиться. Что касается меня, я пока чувствую себя хорошо, но через 10 или 15 лет, когда мне будет 50 лет...»

Летом 1819 г., в Красном Селе, за интимной беседой с братом Николаем и его женой, Александр I заявил, что он очень рад способностям Николая в военном командовании, так как на нем когда-нибудь будет лежать большая ответственность, и он видит в нем своего преемника; что это случится гораздо раньше, чем можно предполагать, так как то случится еще при его жизни, ибо, за отказом Константина от престола, власть должна перейти к Николаю и его потомству. Николай и его супруга «сидели, как два изваяния с раскрытыми глазами и замкнутыми устами». — «Что касается меня», продолжал император, «я решил сложить с себя мои обязанности и удалиться от мира. Европа более чем когда либо нуждается в монархах молодых и в расцвете сил и энергии; я уже не тот, каким был, и считаю своим долгом удалиться во-время...» Увидав, что его собеседники готовы разрыдаться, он старался их ободрить, утешая, что «все это случится не сейчас». «Минута переворота, так вас устрашившего», сказал им Александр I, «еще не наступила; до нее, быть может, пройдет еще лет десять, а моя цель теперь была только та, чтобы вы заблаговременно приучили себя к мысли о непреложно и неизбежно ожидающей вас будущности».

В том же 1819 г., осенью, в бытность свою в Варшаве, Александр 1 сказал великому князю Константину Павловичу: «Я должен сказать тебе, брат, что я хочу абдикировать; я устал и не в силах сносить тягость правительства; я предупреждаю тебя для того, чтоб ты подумал, что тебе надобно будет делать в сем случае». Константин Павлович на это ответил: «Тогда я буду просить у вас место второго камердинера вашего; я буду служить вам и, ежели нужно, чистить вам сапоги. Когда бы я это сделал теперь, то почли бы подлостью, но когда вы будете не на престоле, я докажу преданность мою к вам, как благодетелю моему». Тогда растроганный государь, по словам Константина, поцеловал его так крепко, как никогда за 45 лет их жизни он его не целовал. — «Когда придет время абдикировать», сказал в заключение Александр, «то я тебе дам знать, и ты мысли свои напиши матушке».

В 1824 г., оправившись после полученной в январе болезни, в ответ на выраженное Васильчиковым участие, Александр обмолвился очень странной фразой: «в сущности я не был бы недоволен сбросить с себя бремя короны, страшно тяготящей меня». Весною 1825 г. приехавшему в Петербург принцу Оранскому он сообщает о том же желании уйти в частную жизнь. Попытка принца разубедить в этом решении Александра I осталась безуспешной.

За неделю до своей коронации, 15 августа 1826 г., Александра Федоровна, супруга императора Николая I, занесла в свой «Дневник» следующие знаменательные строки: «Наверное при виде народа я буду думать о том, как покойный император, говоря нам однажды о своем отречении, прибавил: Как я буду радоваться, когда увижу вас проезжающими мимо меня, и я в толпе буду кричать вам «ура!», размахивая своей шапкой».

В 1823 г. новым манифестом о престолонаследии Александра I в виду формального отречения Константина от прав на престол, назначил своим преемником брата Николая; но составление этого важного правительственного акта он обставил какою то таинственностью. Он приказал положить его в ковчег государственных актов в Успенском соборе, а копии в Государственном Совете, Синоде и Сенате в запечатанных конвертах с надписью: «хранить до моего востребования, причем о содержании манифеста были осведомлены только митрополит Филарет, Голицын и Аракчеев, повидимому, и Карамзин с женой. Когда перед отъездом Александра в Таганрог Голицын указал на затруднения, могущие возникнуть из-за подробной скрытности при длительном отсутствии государя или при каком либо внезапном несчастии — император отвечал, указывая на небо: «Положимся в этом на бога, он устроит все лучше нас, слабых смертных».

II. Александр I у схимника. — Отъезд в Таганрог. — Внезапная болезнь и смерть.

В 1825 г. состояние здоровья Елизаветы Алексеевны настолько ухудшилось, что доктора предписали ей провести зиму на юге, для чего указали на Италию, южную Францию или южную Россию. Избран был Таганрог, который тогда считался весьма здоровым и целебным местом. Александр решил выехать на два дня раньше императрицы, чтобы лично позаботиться об удобствах в пути для больной супруги. Многими было замечено, что в этот отъезд император был задумчив и молчалив. На вопрос камердинера: «Когда прикажете ожидать Ваше Величество?», Александр I, указывая на стоявшую в кабинете икону спасителя, ответил: «Ему одному это известно».