Александр Морозов. Дилогия - [17]

Александр превозмог головную боль, встал и прошелся по маленькой камере. Его чуть не стошнило, но он знал, что ходьба поможет быстрее прийти в себя. Хорошо бы еще глотнуть свежего воздуха, но окна тут не было, а кондиционер поставили, видимо, только для интерьера. Кран с питьевой водой — тоже.

Наконец он почувствовал себя настолько хорошо, что смог мыслить логически. Его могли арестовать за эти микрокопии либо за дурацкий минерал. Впрочем, есть слабая надежда, что Васька упер часы у какого-нибудь влиятельного лица, а их проследили. В таком случае, он, конечно, отвертится, но шансы, что дело обстоит именно так, слишком мизерны. Александр принялся продумывать линию защиты, когда дверь с лязгом отворилась и вошли двое охранников. Один вошел внутрь без оружия, чтобы заключенный не мог отнять его у конвойного, а второй остался в дверях, держа бластер на изготовку.

«Поставлен на полное рассеивание, шансов никаких», — автоматически отметил Александр.

Это было правдой: луч, поставленный на полное рассеивание и максимальную мощность, расходился под углом в девяносто градусов от конца ствола и зажаривал жертву с головы до пят, если она не была огнедышащей саламандрой. Александр саламандрой не был, а потому спокойно вышел из камеры вслед за конвойным. Его долго вели длинными коридорами, и наконец тюремщики остановились возле комнаты, где переднюю стену заменяла частая и мощная решетка с дверью. Внутри находился сиссианин, куривший довольно вонючую сигару, зато одетый так, словно только что прибыл с великосветского приема. Александр отметил, что одно не вяжется с другим и, будто подтверждая это умозаключение, сиссианин закашлялся и со сдавленным проклятием швырнул сигару в мини-конвертер. Затем, стряхнув невидимую пылинку с рукава, обернулся и велел ввести заключенного. Он молча смотрел, как Александр вошел и сел на привинченную скамью, достал из кармана информационный кристалл и, вставив его в прорезь приемника, заговорил:

— Я вижу, что вы уже оправились от действия наркотика. Ну это и неудивительно при ваших-то талантах. Я — полковник Мадрат. Кстати, назначен дознавателем по вашему делу.

— Это совсем некстати, — пробурчал Александр. — А что, на меня уже завели дело?

— Завели, и объем его растет с каждой минутой.

— Приятно, когда к тебе проявляют такое внимание. Так это по вашему приказу мне устроили «промывание»?

— Вообще-то вопросы здесь должен задавать я! — Мадрат улыбнулся неискренней улыбкой. — Но я вам отвечу: «промывание» — это обязательная процедура. А я вступаю в дело только сейчас.

— Ага, значит, за все последующие пакости, которые на мне будут испытывать, я должен благодарить вас?

— Нет, скорее себя, если откажетесь с нами сотрудничать. Но я уверен, что вы не настолько неблагоразумны.

— Смотря что вы понимаете под сотрудничеством.

— Ваш друг Зеевиц (при этих словах Александр скривился) состряпал на вас такое дело, что вы можете загреметь пожизненно на Сен-Луис или на Корфу. Впрочем, «пожизненно» можно опустить, поскольку ни один заключенный еще не вернулся оттуда. Ну хорошо, будем считать, с предисловием покончено. Сейчас я вам расскажу, ЧТО нам известно, а вы дополните, хорошо?

Александр не стал давать опрометчивых обещаний. Мадрат начал:

— Итак, вы получили посылку от некоего Василия Кобрина, в которой находилась коробка с неизвестным минералом и письмом с просьбой выслать характеристики оного. Между прочим, вы знали, что экспедиция, где работал Кобрин, привезла секретный материал?

«Он что, за дурака меня держит?» — подумал Александр и ответил:

— Не понимаю, о чем идет речь.

— А вы не догадывались, что присланный минерал может быть украден?

— Нет.

— Ладно, пока оставим это. Скажите-ка, Морозов, откуда у вас такие часы? Ведь это же древняя работа, а не какая-нибудь штамповка.

— Я их привез с фронта. Трофей.

Задумчиво покачав головой, полковник Мадрат нашел в деле место, где говорилось, что часы за номером тысяча триста шестьдесят пять и серии С-13А принадлежали триста лет назад богатой семье Пранков и исчезли из виду в то же время.

«Жаль, — подумал Мадрат, — никаких следов. КОПовцы неплохо поработали: с одной стороны, известна история этих часов, с другой — ничем не докажешь, что Морозов не привез их с фронта».

— Та-ак, — протянул он, — а для чего вам понадобилось разбирать столь дорогие часы, и не один раз, а по меньшей мере дважды?

— Мне показалось, что они барахлят, и я решил посмотреть, что с ними случилось. А во второй раз, — Александр издевательски улыбнулся, — я вставил новые батарейки.

Мадрат нахмурился.

— Зачем вам понадобилось выводить из строя свою мыслекамеру? На записи видно, как вы это делаете.

— Так вы везде понатыкали багов? Честное слово, очень нехорошо с вашей стороны. Видите ли, у меня была микрокопия, принадлежащая профессору Аллигану с записью нашего совместного труда над одной небольшой проблемкой. Мне был нужен момент из этой записи. Я хотел использовать свою мыслекамеру для чтения микрокопий профа, но только испортил ее и пришлось идти за профессорской.

— Что вы дурака корчите! — вскипел Мадрат. — Я прекрасно знаю, что на чужой мыслекамере практически невозможно воспроизвести свои микрокопии. И наоборот.