Александр Македонский. Сын сновидения - [13]

Его отец по мере роста своего могущества все меньше времени уделял сыну и, хотя уже считал его мужчиной, но пока не позволял участвовать в своих дерзких проектах. На самом деле господство над городами Эллады на полуострове не являлось его целью — оно было лишь средством. Филипп смотрел дальше, за море, на безграничные территории материковой Азии.

Как-то раз, в один из периодов отдыха во дворце в Пелле, Филипп взял сына с собой после ужина на самую высокую башню и показал на горизонт на востоке, где над морскими волнами взошла луна.

— Ты знаешь, Александр, что там находится?

— Там Азия, отец. Страна, где рождается солнце.

— А ты знаешь, как велика Азия?

— Мой учитель географии Кратипп говорит, что она простирается больше чем на десять тысяч стадиев.

— Это не так, сын мой. Азия во сто раз больше. Когда я сражался на реке Истр, то случайно повстречался с одним воином-скифом, говорившим по-македонски. Он рассказал мне о другой реке, что подобно морю простерлась на широкой равнине, и о горах, таких высоких, что протыкают небо своими вершинами. Он рассказывал про пустыни, такие обширные, что нужны месяцы, чтобы пересечь их, и про другие горы, сплошь усыпанные драгоценными камнями — ляпис-лазурью, рубинами, сердоликами. Он рассказывал, что по той равнине бегают многотысячные табуны огненно-красных коней, неутомимых, способных целыми днями летать над бескрайними просторами. «Там есть места, — говорил он, — сдавленные льдами и половину года сжатые тисками ночи. Есть и другие, в любое время года опаляемые солнцем, и там не пробивается из-под земли ни одна былинка; все змеи там ядовиты, а укус скорпиона убивает человека за несколько мгновений». Такова Азия, сын мой.

Александр посмотрел на отца, увидел его мечтательно горящие глаза и понял, что заставляло пылать душу македонского царя.

Однажды, спустя год после этого разговора, Филипп неожиданно вошел к сыну в комнату.

— Надень фракийские штаны и плащ из грубой шерсти. Никаких знаков достоинства, никаких украшений. Пошли.

— Куда?

— Я уже приготовил лошадей и еды, несколько дней мы пробудем под открытым небом. Хочу, чтобы ты кое-что увидел.

Александр не стал задавать вопросов. Он оделся, как было велено, попрощался с матерью, заглянув на мгновение в ее комнату, и спустился во двор, где его ждал небольшой эскорт царской конницы и две верховые лошади.

Филипп был уже верхом, Александр вскочил на своего вороного, и они галопом вылетели через распахнутые ворота.

Несколько дней всадники скакали на восток, сначала по побережью, потом углубились в материк, а потом опять по побережью. Они миновали Ферму, Аполлонию и Амфиполь, останавливаясь на ночь в маленьких деревенских харчевнях, питаясь традиционной македонской пищей — жареной козлятиной, дичью, зрелым овечьим сыром и выпеченным в углях хлебом.

Оставив Амфиполь, царь с сыном и охраной начали подниматься по крутой дороге. Внезапно их взору предстала пустынная картина. Горы здесь были лишены своего лесного покрова, и, куда ни посмотри, всюду виднелись покалеченные стволы и обуглившиеся пни. В нескольких местах этой оголенной местности зияли черные входы, а у входа в каждую пещеру, как гигантские муравейники, скопились огромные кучи каменных обломков.

С неба начал капать мелкий дождик, заставив всадников накрыть головы капюшонами и пустить коней шагом. Главная дорога превратилась в лабиринт тропинок, по которым двигалось множество людей, ободранных и изможденных, с почерневшей и морщинистой кожей. Они несли за спиной тяжелые корзины с камнями.

Поодаль ленивыми клубами поднимался до неба столб черного густого дыма, разнося повсюду едкую копоть, отчего было трудно дышать.

— Закрой рот плащом, — велел Филипп сыну, ничего больше не добавив.

Над всей местностью висела зловещая тишина, только слышалось шарканье ног, приглушенное густой грязью, в которую начавшийся дождь превратил пыль.

Александр тревожно осмотрелся вокруг: вот таким ему представлялось царство Аида, страна мертвых, и на ум пришли стихи Гомера:

Там киммериян печальная область, покрытая вечно

Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет

Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль

Он покидает, всходя на звездами обильное небо,

С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;

Ночь безотрадная там искони окружает живущих. [5]

Потом в одно мгновение тишину нарушили глухие ритмичные удары, как будто кулак циклопа с чудовищной силой колотил по истерзанным бокам горы. Александр ударил пятками коня, желая понять, откуда исходит этот шум, заставляющий землю дрожать, как от грома.

Обогнув скалистый выступ, он увидел, куда сходились все дороги. Там стояла гигантская машина — нечто вроде башни из огромных бревен, на вершине которой был укреплен блок. Один конец каната поддерживал колоссальный железный молот, а другой был привязан к вороту, который толкала сотня этих несчастных, заставляя его крутиться и наматывать канат на барабан, так что тяжелый молот поднимался внутрь деревянной башни.

Когда он достигал вершины, один из надсмотрщиков вынимал из рамы чеку, освобождая барабан, который разматывался под весом молота, и молот, устремившись к земле, дробил камни, непрерывно засыпаемые из принесенных за плечами на гору корзин.