Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - [142]

Птолемей без восторга, контролируя свои действия, поспешил навстречу Таис, зная, что Таис не любит проявлений бурных чувств с его стороны. Таис подумала о том же, и ей опять стало стыдно за бессердечное отношение к близким людям. Когда она неожиданно обняла Птолемея, первой его мыслью было, что Таис как-то особенно плохо, иначе почему бы она выказывала такие нежности? Он испуганно отстранился: «Ты плохо себя чувствуешь?» — и не поверил в ее «нет».

В этот момент вошел Александр с Гефестионом и Роксаной. Застав картину этих объятий, царь быстро отвел глаза. Точно так же он опустил глаза, когда полгода назад Гефестион заверил Таис, что Птолемея не смутит ее просьба иметь от него ребенка. Тогда она была тронута этой «ревностью», хотя слово не очень подходило, но Таис не могла найти лучшего. Сейчас же ее разозлило то, что отец ее ребенка шарахается от ее объятий, зная об их неискренности, лучшая подруга, не будучи в состоянии родить, радуется ее беременности больше, чем она сама, а носитель всей этой абсурдной идеи появляется как ни в чем не бывало с женой, к которой едва прикасается, но которая со всем своим восточным даром притворства разыгрывает из себя любимую супругу и великую царицу.

Одно вранье, одни перевертыши, все стоит на голове, все — ненормально, а самая ненормальная — Таис с ее болезненной, утрированной любовью-манией к этому македонцу с наглыми волшебными глазами, наглым прекрасным лицом, что это он так бледен сегодня — утомлен, нездоров, расстроен?..

Роксана изменилась за эти два года — выросла, превратилась из полуребенка в девушку и утратила свое главное достоинство — детскость, пугливую нежную грацию, все то, что делало ее похожей на Таис. Бедняжка и не догадывалась, что напрасно радуется своему взрослению. Она научилась сносно говорить по-гречески и сносно вести себя. По крайней мере Александр был ею доволен. Конечно, ей было далеко до Барсины с ее хамелеонским даром вписываться в любую обстановку, отвечать любым ожиданиям — талантом, развитым жизненным опытом и холодным умом. Но Роксана хотя бы избавилась от скованности и высокомерия, которые были вызваны неуверенностью, молодостью, незнанием языка и людей, а также восточным происхождением и наличием небольшого ума. Одевалась она в греческое платье, и это стремление выглядеть сверхэллинкой доходило до абсурда. Так мужчины-травести, пытаясь выглядеть женщинами, перебарщивают сверх всякой меры и смотрятся нелепо рядом с настоящими женщинами. На глазах Александра Роксана вела себя скромно, но стоило ей остаться с персидской свитой, она превращалась в спесивую госпожу и вымещала на них свое недовольство жизнью. А причины для него были — ее странный муж посещал ее все реже. Сейчас, когда отец ее Оксиарт, которому Александр доверил управление землями в бассейне Инда, был здесь, она, видимо, получила строгий наказ подарить Александру наследника и таким образом укрепить свое положение. Этим можно было объяснить ее нарочитые попытки завлечь царя в свои объятия. Александр, добродушно посмеиваясь, рассказывал о них Таис.

— Что ж, у тебя совсем нет желания? — спокойно поинтересовалась Таис, убирая со стола.

Александр какое-то время следил за ней глазами, а потом усмехнулся.

— Нет, да и когда мне? Я все свободное время у тебя. Даже Гефестиона совершенно незаслуженно забросил.

— Ты не можешь прожить без его ласк? — уточнила Таис без всякой задней мысли.

Александр же нашел вопрос неожиданно интересным. Задумался на миг, потупя глаза, потом поднял их на Таис, и в них промелькнуло лукавство и удивление:

— Хм, наверное, смогу, хотя не хотелось бы. А вот без него — нет.

— А без моих ласк?

— Что же, вы меня совсем ласки хотите лишить? — отшутился Александр.

Таис ни в коем случае не лишала его ласк. Как раз наоборот, перед лицом долгой разлуки старалась насытить его и себя впрок. Но жизнь преподносила ей странные открытия: чем больше отдаешь любви, тем больше ее рождается, и чем больше получаешь, тем больше хочется. Когда-то в Гиркании Птолемей нашел источник со странной черной жидкостью. Когда ею хотели потушить костер, огонь вспыхивал с новой силой. Такой же парадокс происходил, когда Таис своею любовью пыталась тушить любовный огонь.

Глава 16 Возвращение в Персию. Осень — зима 325 г. до н. э.

Патала, которую Таис предстояло покинуть через три дня, за последние месяцы приобрела некоторые черты эллинского города благодаря новым постройкам в благородном греческом стиле. Эти сооружения соседствовали с вычурными индийскими храмами и тесными грязными жилыми кварталами. На рынке окрестные жители — худые, обожженные солнцем, покорные жизни и одновременно жизнерадостные люди — продавали свои продукты македонцам и персам, ставшим в последнее время основным населением города. Пестрая многонациональная жизнь, казалось, протекала без проблем: люди научились не только объясняться на пальцах, но и освоили необходимый минимум греко-арамейско-персидско-индийской речи. Можно жить в ладу, главное — захотеть. А ведь поначалу население Паталы в страхе разбежалось, и македонцы вступили в пустой город. Пришлось рассылать гонцов с обещанием, что индийцам ничего не грозит, и они могут дальше жить своей жизнью — чтить своих богов и соблюдать местные традиции. А к традициям привыкли даже македонцы. Уже никто не показывал пальцем на факиров с их танцующими кобрами, странствующих аскетов, худых и жилистых, с проткнутыми через кожу иглами и стрелами, простаивающих часами на голове. Македонцы уже не порывались использовать по назначению, то есть на ужин, бродячих священных коров, но даже подкармливали их на всяких случай. Не отворачивались в отвращении, видя, как люди едят из одной миски с храмовыми крысами, в которых якобы живут души предков. Научились танцевать под загадочные, тоскливые звуки индийского ситара, оценили своеобразие местной кухни, богатой пряностями.