Александр II - [279]

28 апреля был опубликован манифест нового царя, написанный Победоносцевым в духе вызывающе твердом и даже угрожающем, с подтверждением веры «в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений».

29 апреля Лорис-Меликов направляет царю прошение об отставке, указав на плохое состояние здоровья. На следующий день он получил ответ царя.

«1881 г. 30 апреля. Гатчина

Любезный граф Михаил Тариелович, получил Ваше письмо сегодня рано утром. Признаюсь, я ожидал его, и оно меня не удивило. К сожалению, в последнее время мы разошлись совершенно с Вами во взглядах, и конечно, это долго продолжаться не могло. Меня одно очень удивляет и поразило, что Ваше прошение совпало со днем объявления моего манифеста России и это обстоятельство наводит меня на весьма грустные и странные мысли.

Так как Ваше здоровье, действительно, сильно расстроилось за последнее время, то понимаю вполне, что оставаться Вам трудно на этом тяжелом посту. Итак, любезный граф Михаил Тариелович, мне остается одно: поблагодарить Вас от души за то короткое время, которое мы провели вместе и за все Ваши труды и заботы. Искренно Вам благодарный

Александр».

В начале мая граф Адлерберг в один из докладов прямо спросил нового царя, не пора ли ему просить об увольнении? Тот отвечал самым успокоительным образом, что граф оказал такие услуги царской семье, такой верный друг семейства, что об увольнении и думать не следует. А спустя день Адлерберг получает от Александра Александровича записку: «После вчерашнего нашего разговора я обдумал и нахожу, что действительно для Вас было бы удобнее теперь оставить должность министра двора».

12 мая при докладе военного министра государь был разговорчивее обыкновенного и довольно долго распространялся относительно предполагаемых перемен в военной форме. Милютин решился спросить о своей просьбе об увольнении от должности.

– Да, я очень сожалею, что должен лишиться вашей опытности, но что же делать? – с готовностью ответил Александр III. – Не считаю себя вправе удерживать вас и понимаю, что вам нужно отдохнуть и поправить свои силы, истощенные двадцатилетним трудом.

Дмитрий Алексеевич поехал в министерство, посетил напоследок родные свои Инженерное училище и Пажеский корпус и сердечно простился с учащимися. Когда сошел он к дверям, собравшиеся юнкера внезапно подхватили Дмитрия Алексеевича и с криком «Ура!» понесли к экипажу. Милютин заплакал, глядя на добрых мальчиков, и расцеловал тех, кто оказался рядом.

А в это самое время на квартиру военного министра прибыл генерал из дворцового ведомства с требованием описи казенной мебели. Наталья Михайловна Милютина была поражена. В долгие годы министерства мужа она переживала с ним все треволнения, знала, как беззаветно был предан Дмитрий Алексеевич службе, только ею живя, и вызывающе грубое требование оскорбило ее.

– Можете, ваше превосходительство, передать тем, кого интересует результат вашего посещения, что граф Милютин ни одного казенного стула из этого дома не увезет!

Генерал ушел. Об этом случае Наталья Михайловна мужу рассказала не скоро.

Таков был конец эпохи Великих реформ.

Но неужто невозможен был другой исход?

2

Если бы Александр Николаевич послушал жену и не поехал на развод, если бы Перовская поскользнулась на углу Инженерной улицы, если бы император не вышел из кареты после первого взрыва, а приказал гнать во дворец, если бы Гриневицкий замешкался, был окружен толпой прохожих и схвачен за руку каким-нибудь лавочником…

Тогда вслед за подписанием журнала Особого совещания Александр Николаевич утвердил бы предложения Лорис-Меликова, брата Кости и Валуева о создании Редакционных комиссий от земств на выборной основе.

Созыв своеобразного предпарламента направил бы все внимание и всю энергию общества в это созидательное русло. Дворянство, купечество и крестьянство приглашались к некоторому участию в управлении государственными делами. Интеллигенция начала бы служить не абстрактной идее, а идее народной и государственной. Так постепенно развивался бы еще один центр власти.

Нет сомнения, что Александр Николаевич никогда бы не поступился принципом самодержавности, напротив, он смог бы в новых условиях поддержки общества использовать полноту власти для завершения и упрочения начатых реформ.

Земское движение получило бы новые импульсы для своего развития и способствовало бы экономическому и социальному развитию России Европейской, а потом и национальных окраин, Сибири, поддержало бы стремление Финляндии, Прибалтики и Польши к более полной автономии.

Более чем вероятно, что Александр II вскоре отказался бы от престола, уступив его сыну Александру, а сам ушел в частную жизнь. С княгиней Юрьевской и детьми он уехал бы в Италию, жил там, изредка наведываясь домой.

Получив престол таким образом и в таких обстоятельствах, Александр Александрович чувствовал бы себя иначе, по-другому думал и действовал. У него уже не было бы возможности резко изменить курс, заданный отцом и ни в ком не вызывавший протеста.

Вероятнее другое. Воодушевленный доверием отца и преисполненный энергии, честолюбия и любви к отечеству, он включился бы в процесс реформ, что-то меняя, что-то дополняя, но в рамках начавшихся преобразований.